В делах такого рода у нас большой опыт. Доктор осмотрел ее и сказал, что она не могла попасть в более надежные руки. – Она помолчала и добавила: – Отец Ансельм был с ней до конца. Он сказал, что она отошла с миром.
Тихий сад дышал тысячью благостных ароматов, поднимающихся от трав и цветов. Злость растаяла, и Дженнифер почувствовала, что ее охватывает раскаяние. Она сказала взволнованно:
– Извините меня, сестра. Я не хотела сказать, что вы плохо ухаживали за моей кузиной. Уверена, вы сделали все возможное. Простите мою резкость, но это ужасно, вы понимаете? Я не могу поверить. Это невозможно… Джиллиан…
Она умолкла.
Улыбка скользнула в уголках тонких губ испанки и исчезла. Голос ее словно немного оттаял, и ответ прозвучал довольно мягко:
– Я понимаю вас, сеньорита. Вам, должно быть, очень тяжело. Возможно, я говорила слишком прямо, но нас тут учат принимать смерть как неизбежность. Поймите, мы не воспринимаем ее как трагедию, и нам трудно перестроиться на то, что для вас смерть – только горе.
– Конечно, вы абсолютно правы, – сказала Дженнифер. – И я бы, наверное, рассуждала так, не будь известие столь неожиданным. Но я проделала весь этот длинный путь с единственным желанием – повидать кузину. Это было целью моей поездки. Мы так давно не виделись, и нам надо было многое рассказать друг другу. Отчасти из-за этого мое потрясение и было таким сильным. А главное, если бы нам сразу сообщили о ее болезни, я успела бы…
– Но это было невозможно. Я же сказала, что она все время бредила. Она не могла сообщить ничего о себе и своих родственниках. Если бы мы знали о вашем существовании, то, безусловно, известили бы вас. Но она никого не упоминала.
– Да, верно, вы говорили… Единственное, – сказала Дженнифер неуверенно, точно оправдываясь, – я подумала, ведь среди ее бумаг могли быть какие-то сведения, наверное, и мое письмо…
– У нее не было никаких бумаг. – Голос испанки звучал по-прежнему мягко, и выражение лица не изменилось, но последние слова она подчеркнула интонацией. – Ничего, – добавила она с нажимом, и это прозвучало уж слишком неестественно.
«Почти как угроза, – подумала Дженнифер. – Стой! Опасно для жизни!» И вновь в глубине темных глаз испанки, за полуопущенными веками появилась (на этот раз Дженнифер не могла ошибиться) какая-то холодная расчетливость. Уверенность в том, что интуиция ее не подводит, что здесь что-то нечисто и о чем-то испанка явно умалчивает, обрушилась на Дженнифер, как удар. Не говоря ни слова и стараясь не выдать своих чувств, она следила за монахиней в ожидании объяснений, которые могли бы стереть тревогу, вызванную этим разговором. Но испанка даже не пыталась что-либо объяснить. По ее губам скользнула легкая змеиная улыбка. Дженнифер внутренне содрогнулась: как ей могло показаться, что эта улыбка согрета дружеским чувством?
Испанка с холодной решимостью направилась в сторону чугунной калитки в высокой стене сада.
– Итак, если вы хотите
