разом шумно и страшно. Люди уезжали из родового имения в спешке, прихватив с собой вполне случайные вещи: оставив в старой усадьбе половину фамильных драгоценностей, почему-то сложили в развинченную коляску старый зонт, пару стульев, маленькую конторку резного дуба и куклу с льняными волосами. Из челяди барин с супругой с собой забрали старшую кухарку да нянечку – за двумя малышами-барчатами присматривать. Старуха кухарка, прежде чем сесть на закорки коляски, лихорадочно металась по кухне в поисках пяти рублей, заначенных «на чёрный день» в глиняном горшочке, да так и не нашла. А перед уходом, обернувшись, сверкнула вдруг глазами весело и лихо, да и выкрикнула в потолок куда-то заветное: «Хозяин! А поехали с нами!»
И Старший Хозяин поехал.
Было ему трудно, и было ему страшно. Несколько следующих лет он старался не вспоминать вовсе. А потом вроде бы всё утряслось – устаканилось, – как приговаривал сам домовой, как-то потихоньку. Только вот барин Соколовский от всех волнений и потрясений однажды взял да и помер. Барыня тогда пожала плечами и сказала: «А мне потрясаться некогда. У меня дети растут!» – и устроилась судомойкой в заводскую столовую. Где-то во всей этой суматохе потерялась сначала нянечка, потом от тифа умерла верная кухарка…
Старшему Хозяину непросто было прижиться в советской коммунальной квартире. По старой запечной привычке он попытался было поселиться под примусом в общей кухне, да быстро обнаружил, что там малого народца уже полным-полно собралось. Каждый второй из жильцов огромной коммуналки, тянувшейся во весь этаж, привёз с собой своего домового. Вот и жались они на кухне – очень несчастные, лохматые, со свалявшейся шерстью, все как один со слезящимися от газа глазами и вечным насморком. В коммуналке водились в изобилии клопы и тараканы, оттого домовые ещё больше усыхали и чихали аллергически.
«Птьфу!» – сказал бывший Старший Хозяин и ушёл жить в комнату Соколовских, под чудом уцелевшую во всех передрягах конторку резного дуба… А на вопросы зачуханных местных домовых представлялся просто: «Соколовский. Ныне квартирный». Так и стал Старший Хозяин Соколовским-Квартирным.
А дубовая конторка и сейчас ещё стояла в кабинете старшего Соколовского – уже внука того, что бежал когда-то из родовой усадьбы. Старый домовой мог бы рассказать ему о двойной задней стенке третьего выдвижного ящика письменного стола, но векселя, хранившиеся там, давным-давно потеряли силу, да и Соколовский-Квартирный слишком хорошо знал, что полагается, а что не полагается хорошему домовому.
Годы прошли с тех пор, и не одну квартиру сменила семья Соколовских. Но всякий раз при переезде находился кто-то, кто – иногда в шутку, а иногда всерьез – говорил: «Хозяин, поехали с нами!»
Нынешние Соколовские об истории своей семьи мало что знали, поскольку барыня-судомойка подросшим детям ничего о барском прошлом не рассказывала, чтоб не проболтались, а потому росли они обычными советскими пионерами.
А Соколовский-Квартирный по-прежнему жил под
