кожевни, держа в мускулистых руках что-то большое и тяжелое. Подойдя к деревянной раме, он растянул на ней шкуру огромного серого волка. Имени этого волка лесные звери не знали, а спрашивать не осмеливались. Серый хищник, живший на вершине крутого утеса, держался одиночкой. Поговаривали, что стая изгнала его за какое-то чудовищное преступление. В долину он спускался лишь, когда охотился, скользя меж деревьев безмолвной серой тенью. Тем не менее, Юреку удалось снять с него шкуру!
Вечером охотник позвал в дом музыкантов. Горожане приходили подивиться на волчью шкуру. Юрек велел сестре встать с любимого кресла у камина и завернуться в ужасную накидку из шкур убитых животных. Гости тыкали пальцами в разные части накидки, а Юрек рассказывал, как добыл ту или иную шкуру: как застрелил белого медведя Иллариона, как поймал двух золотистых рысей, чей мех пошел на рукава. Он даже похвастался, как изловил семерых лисят и сделал из их пушистых белоснежных хвостов роскошный воротник. С каждым словом Юрека его сестра все ниже опускала голову, пока не уткнулась взглядом в пол.
Койя видел, как охотник вышел из дома, отрезал от шкуры волка голову и отдал сестре. Пока гости пили и плясали, София пришивала к своей страшной накидке капюшон. Вот один из музыкантов ударил в барабан, игла в пальцах девушки дернулась и уколола ее. София поморщилась и поднесла палец к губам.
«Подумаешь, лишняя капелька крови», – сказал себе Койя. Он знал, что зловещая накидка и без того насквозь пропитана кровью убитых животных.
– Все дело в Софии, – на другой день сообщил зверям лис. – Юрек использует какую-то хитрость или колдовство, и сестра про то знает.
– Но с какой стати ей открывать нам его секрет? – спросил Рыжий Барсук.
– София боится брата. Они почти не разговаривают, и она старается держаться от него подальше.
– По ночам она запирает дверь своей спальни на засов, – прощебетала соловьиха. – Закрывается от родного брата! Что-то тут нечисто.
Брат держал сестру в четырех стенах и лишь раз в несколько дней отпускал к старой вдове, что жила на другом конце долины. С собой девушка брала большую корзину, а иногда везла салазки, набитые узлами с едой и шкурами. София всегда была в своей жуткой накидке, и, глядя, как она медленно тащится по дороге, Койя сравнивал ее с богомолкой, идущей на покаяние.
Поначалу София шагала бодро и не сходила с тропы, но, выйдя на тихую, засыпанную снегом полянку далеко за пределами города, она вдруг остановилась. Тяжело опустилась на поваленное дерево, уронила лицо в руки и заплакала.
Лису было неловко подглядывать за девушкой, однако он тут же смекнул: вот и возможность поговорить!
Бесшумно вскочив на другой край бревна, Койя спросил:
– Почему ты плачешь, дева?
София испуганно охнула. Глаза у нее покраснели от слез, лицо покрылось пятнами, голову закрывал
