клювом в Пасхальное ваше окно.
Ксения расписывает часовню своею кровью
Я распишу своею кровью
Часовню эту.
Я пьяным богомазам ровня.
На ребрах мета.
Меня во сне пометил Ангел.
Спала на рынке.
Он нож под ребра мне направил
Из-под корзинки.
Нарисовал меж ребер крестик…
Кисть не держала —
А этот крестик будто пестик…
Как Божье жало…
Часовня в пихтах, соснах, елях…
О, Север лютый…
О, Бог, лежащий в колыбели,
Огнем продутый…
Топориком ее сработал
Столь юродивый…
Такой, как я… ружьишко, боты…
Святой, родимый…
Охотник?.. да, в миру животник…
Так – человечек…
Так – лысый, сморщенный Угодник
В ограде свечек…
Так – пес людской, и нос холодный,
И воет глухо…
Щеночек, по любви голодный,
Поджато брюхо…
А нимб горит над колкой стрижкой…
Стоит в бушлате,
В болотниках… И я – что мышка
Опричь объятий…
В его часовню я приперлась
Через морозы.
Вела меня и била гордость.
Душили слезы.
Там стены голые… там доски…
Наизготове…
Разрежу руку на полоски
Слепящей крови!
И хлынет кровь на пол дощатый!
И руки вскину!
И напишу Тебя, Распятый!
Твою судьбину!
Солдат, в снегу игравших в кости!
Мать в черном, вечном!
И Магдалину на погосте —
С огнем заплечным…
Моя часовня! Роспись – кровна!
Восстань, усопший!
Я пьяным богомазам ровня!
Рот пересохший!
Придут наутро. Схватят. Свяжут.
Заарестуют.
…Но кто – всей кровию замажет
Всю – Кровь!.. – святую…
Ксения на фреске
…Там бесы Адовым покойникам —
Льют в глотки татям и разбойникам
Расплавленное серебро;
А я?! Чем провинилась, Господи?!
Одним лишь поцелуем – горечью
Спалившим голое нутро.
Одним объятием торжественным,
Где не мужчина и не женщина —
Две железяки запеклись,
Те два гвоздя с Кургана Лысого,
Кровь по сугробам – зверья, лисова…
…На фреске, грешница, меж рисинами
Огня, между котлами, крысами,
Кричу, подъяв лицо неистовое:
«Ты моя жизнь.
Ты моя жизнь.»
Молитва о плавающих и путешествующих
О серая река, соболья шкура,
Заиндевелый грязный горностай…
В дырявом рубище, под снегом, дура,
Благословляю мой железный Рай.
Сижу я на горе. А снег
