подумал Серёгин. На что бабка тут же ответила:
– Не торопись, успеешь ещё.
Серёгин в удивлении вскинул брови, а бабка разулыбалась и, как бы извиняясь, добавила:
– Ну, успеешь, вскакивать не надо, потихонечку, всё успеешь.
Девка между тем молча протёрла ему лицо, плечи, откинула прикрывавшие его шкуры. Серёгин понял, что под шкурами он совершенно голый, но возразить не успел. Его обтёрли до самого пояса и снова укутали в эти шкуры, заботливо подоткнув их со всех сторон.
– Что это за тухлятина? – Наморщив нос, спросил Серёгин.
Бабка положила свои руки Серёге на лоб, повторяя:
– Ну, вот и славненько, ну, вот и славненько…, – но, услышав про тухлятину, возмутилась, – хе, тухлятина, слышь Лизавета, тухлятина!
– Да я просто хотел узнать, чем это так пахнет.
Та, которую назвали Лизаветой, попыталась ответить:
– Купальский корень папоротника и почки сосновые с…, – но договорить она не успела, бабка зыркнула так, что румяные девичьи щёчки стали мраморными, а за её спиной на тоненькой берёзке разом облетели все листья.
Девушка опустила глазки и отошла в сторону, а старуха не унималась:
– Три дня, три ночи тут хороводы вокруг него водим, он лежит ни жив ни мёртв – тухлятина, девка все пальцы стёрла, отвары тебе готовила, умник, не девчонки бы мои, сам бы уже тухлятиной был бы.
Где-то послышалось знакомое хихиканье. Руки у старухи были большие, сильные, совсем не по её фигуре и очень горячие, точнее сказать, необычно горячие. Это тепло не просто проникало через лоб в его голову, оно окружало всё Серёгино тело, заполняло от затылка до пальцев на ногах. Он вдыхал это тепло, а выдыхал холод болотной лихорадки. «Экстрасенс, – подумал Серёгин, – или, если я действительно в прошлом, её тут ведьмой должны называть».
То ли после обтирания, то ли от бабкиного сеанса, Серёгин погрузился в сладкую дремоту, и уже сквозь сон доносились обрывки фраз:
– Запомни… не торопись… с девчонками не ссорься…
***
Маленькая холодная капля – нет, не капля, капля была секундой раньше и по лбу – от неё Серёгин и проснулся, а сейчас сразу несколько капелек, почти целый ручеёк, ударившись в его щёку, устремились по шее, даря Серёге пробуждение. Серёгин открыл глаза: сквозь навес из пихтовых и еловых веток, причудливо набухая, мультяшно трансформируясь, летели к нему крупные капли. Девушка, стоя возле него на коленках, не замечая его пробуждения, пыталась поймать их ладошками, но её попытки спасти Серёгу от этой бомбардировки были безуспешны. Чуть изогнувшись, Серёгин открыл рот и, клацнув зубами, поймал несколько капель воды, девушка испуганно отпрянула и скромно опустила глаза.
– Привет, – сказал Серёгин, прокашлявшись.
– Доброе утро, – тихонько проговорила она, как бы собираясь с мыслями, – это не дождь, – сказала, глянув в лицо Сергею.
