рассматривать, да так внимательно, что не заметили, как Серёгин достал аппарат и несколько раз их сфотографировал, попросту забыв, что он пленник и у него связаны ноги. Но тут ему развязали ноги и даже вернули удостоверение, очевидно, против прессы сектанты ничего не имели. Развязали и снова отошли шагов на двадцать. Снова начали спорить, изредка поглядывая на Сергея, а когда он встал, чтобы размять затёкшие руки-ноги, вообще отвернулись от него. Серёгин походил туда-сюда, погладил морду лошадке с грустными глазами и, уже не стесняясь, достал фотоаппарат. Скоро он услышал:
– Ну что, Сергей Серёгин, поехали, коль тебе в город надо…
Глава 2
Первые десять минут ехали молча. Потом Серёгин, то ли вспомнив советы друзей- автостопщиков, то ли боясь вопросов про Ленина, решил не молчать.
– А что, мужики, кикиморы есть в этих лесах?
– Раньше были, а сейчас – нет, наверное.
– Почему нет-то? – поддержал разговор «спокойный».
– Просто кто её увидит – не жилец больше, и рассказать про неё, про тварь-то эту, никому не успеет, – авторитетно заявил «хохотавший».
Между лопаток Сереги пробежал холодок. Мужики, казалось, были рады предложенной теме, и разговор потёк сам собой.
– Дед Анфал из Ялани мне рассказывал, лет пять тому назад его черти в лесу три дня держали, слышал?
– Дак то черти…
– Анфал? Из Ялани? – переспросил Серёгин, чтобы заполнить паузу.
«Спокойный» повернулся к нему в пол-оборота, хитро прищурился:
– Да, Горченёв его фамилия, Анфал Горченёв.
– А расскажите про чертей-то, – проговорил Серёгин.
«Спокойный» ухмыльнулся и отвернулся от Серёги, но тут же начал свой рассказ:
– Зимой это было, в декабре, снегу к тому времени навалило. Зимой Анфал в Ялани жил, а летом на пасеке.
– Только жил он тогда не в Ялани, а в Жарково, – вставил слово «хохотавший».
– Да, в Жарково, – помедлив, проговорил «спокойный», – а пасека у него в тридцати верстах по Анциферовке. Зима в тот год лютая была, вот и поехал дед Анфал омшаники проведать. Путь хоть и не близкий, однако, дорога знакомая, светового дня в один конец всегда хватало. Поэтому никаких припасов, окромя булки хлеба, взято не было. И вот посередине пути лошадь начала взлягивать, упираться, а потом вдруг оглобля сломалась, ровно так сломалась, как пилой срезали. Хоть и было тогда Анфалу за семьдесят, оглобля для мастеровых рук не проблема. Потерял какое-то время, но оглоблю сладил. Запряг, чуть проехал, новая напасть – лошадь встала. Встала как вкопанная, ни взад, ни вперед, а тут ещё и завьюжило, куда править – не видно. Ничего страшного как будто – серянки были, топор тоже. Развёл костёр, наготовил дров на ночь, но вот ночью-то и началось самое интересное. Увидел дед Анфал «странных людишек», ростику вот такого, – «спокойный» ткнул себя пальцем
