Смотрела куда-то сквозь, а ее лицо не выражало абсолютно ничего.
Как у манекена, которого просто удачно расположили на витрине для вида.
Сейчас мне становилось ясно почему.
Так в понятии Ронана и его свиты выглядело смирение.
Нужно вести себя, как удобно и хочется окружающим, и тогда никто из тех, кто тебе дорог, не пострадает, а смерть покажется освобождением.
В один миг я представила себя на месте той девушки.
Как буду точно так же сидеть и равнодушно смотреть на следующую.
И даже если мне будет очень жалко следующую жертву Ронана, еще более жалко мне будет себя и тех, кто может пострадать, если мое поведение на публике не устроит императора.
Например, кричать, чтобы девушка пыталась бежать…
Ну или мало ли, какая еще глупость придет мне в голову.
Воображение подкинуло картинку, где мне каким-то чудом удается раздобыть нож, и как я перережу им горло если не Ронану, то хотя бы кому-нибудь из сестер.
Глава 3
– Беременности нет, – произносит доктор, а я ликую в душе.
Кажется, от этой фразы я скоро научусь улыбаться, несмотря на всю ничтожность своего положения.
Прошла неделя.
Целая неделя моего непрерывного заточения, попыток Ронана сделать ребенка и утренних унизительных осмотров. Но сегодня что-то меняется, неуловимо.
От фразы доктора Ронан приходит в ярость. Хватает Дорнана за грудки, как будто тот может как-то повлиять на процесс, и кажется, император готов размазать старика по стенке:
– Это ведь ты сказал, что она сможет, – шипит Ронан, глядя в лицо доктора. – Именно ты вспомнил имя девчонки, которую выбрал Урсун своему сыну. Так где результат?
– Но ведь месяц еще не прошел, – сдавленно пытается говорить Дорнан. – Нужно подождать.
– Я уже двадцать пять лет жду! – плюет император и убирает руки от горла доктора.
Тот валится тюком на пол, а я, кажется, впервые за все время почти солидарна с чувствами Ронана. Только он на доктора просто зол, а я ненавижу Дорнана за то, что по его вине моя спокойная жизнь закончилась.
Старик поднимается на ноги, а я прикидываю его возраст – примерно такой же, как и у Миленты. Значит, он еще один живой свидетель того переворота, возможно, даже мог принимать роды у моей матери…
– Я могу идти, мой господин? – спрашивает Дорнан, и Ронан кивает ему в ответ.
Обычно сам император тоже уходит вместе с охраной и Дизайнером, оставляя в комнате только служанок. Но сегодня Ронан медлит.
Смотрит на меня и будто оценивает, причем с какой-то другой стороны – не как обладательницу потенциально плодоносной матки. Это страшно напрягает, и одновременно с тем в душе шевелится что-то похожее на надежду.
– Завтра во дворец прилетают Мандрогиры, – наконец нарушает молчание он, причем видно – говорит с неохотой. – Мне необходимо, чтобы ты
