в жопу-у-у, поганый гов… А-а-а! Помогите! Меня…
Миша сам не заметил, как его руки потянулись к шее. Пальцы почувствовали теплую кожу. Пульсацию жизни.
«Поганка? Он сказал так? Он назвал меня, как эти прошмандовки в школе? Поганка!»
Сильнее. Дави. Че ты как девка? Та брюнетка бы и то не зассала! Взяла бы и придушила идиота. Ты что? Слабее телки?
Миша сжал пальцы. Он напряжения он закрыл глаза. Парень ударил его несломанной рукой в лицо и разбил Мише нос. Миша тут же отпустил свою жертву.
«Черт, мама, он…»
А ты думал, он подставит тебе свою шею и скажет — ой, можешь меня придушить? Я, похоже, не успеваю на встречу. А ты бы стал отбиваться? Давай, приложи усилия, не будь тряпкой.
– А-а-а! Помоги-и-ите, меня уби…
Миша хотел наступить коленом на руку парня и попытаться снова его задушить, но ему больше не хотелось чувствовать в своих ладонях трепетание чужой жизни. Он наступил на шею парня. И сместил вес на эту ногу. Не до конца. Он боялся упасть.
Парень захрипел и стал бить рукой по ноге. Он пытался вывернуться, но Миша был тяжелее.
Так, хорошо. Еще немного. Был бы у тебя фонарик, посветил бы на его лицо. Вероятно, оно уже красное, как твоя жопа, когда я била тебя ремнем за то, что ты меня не слушался. А ты ведь часто меня не слушался, да?
Миша промолчал. Он научился молчать даже мысленно. Быстро научился.
Правильно делаешь, что не споришь со мной. Правда, я предпочла бы, чтобы ты соглашался. Ну да ладно. Дети не считают себя виноватыми в чем-то, пока не вырастают и не учатся анализировать свои поступки. И ты научишься. Смотри-ка, похоже, наш воробушек сложил крылья. Но ты для уверенности постой еще так. Подержи ногу.
И Миша подержал.
Ну все, похоже, ему хана. Времени прошло достаточно, чтобы придушить профессионального ныряльщика. Странно, что ни одна машина тут не проехала. Повезло тебе. Новый район. И домов мало, и еще не все квартиры заселены. И машин немного. А если бы эту бабу надо было в центр везти, то…
«То я бы не заблудился. И не пришлось бы…»
Но ты ведь не виноват. Ты, надеюсь, помнишь об этом?
Мама злилась. Миша понял по ее тону. Он снова перебил ее.
«Да, мама. Я не виноват».
Она сама начала. Этой сучке стоило держать рот на замке.
«Да, мама, стоило».
Молчание – золото.
Она не терпела, когда лишний раз раскрывали рта. Кто-нибудь, кроме нее. Сама она позволяла себе разбрасываться словами, особенно в тех случаях, когда молчание было не просто золотом, а самой настоящей платиной.
– Приятно познакомиться, Маша, – сказала мамка. Она сидела в своем любимом кресле около телевизора. На журнальном столике высилась черно-белая гора шелухи. Семечки – ее наркотик. Она щелкала их, как голубь. Казалось, только ими и питалась.
– Мне тоже, – ответила
