могут быть часто сплетены с аллюзиями и на реальных исторических личностей (не только Пушкина, но и Л. Толстого и Достоевского). Родословная героев Булгакова, безусловно, имеет как литературные корни, так и биографические, исторические и культурные. Позволим себе предположить, что в одной из своих достаточно гротескных сцен Булгаков под образами Мастера и Маргариты, спускающимися по лестнице (символической лестнице) рисует чету Толстых – Льва Николаевича и Софью Николаевну.
В этой сцене на лестнице через описание Мастера явно просвечивает у Булгакова образ метра русской литературы – немощного и больного старца Толстого с его вечной спутницей и женой Софьей Толстой. Здесь было бы интересно отметить также небольшую, но важную деталь, которая скользит, правда в другом эпизоде с описанием Мастера, но очень важном нам, поскольку в нем, между прочим, есть упоминание о бороде, которую в клинике Мастеру якобы подстригают дважды в день с помощью машинки (и, видимо, поэтому ее нет при первом появлении Мастера в главе «Появление героя», где он описан бритым). Такое упоминание о бороде Мастера – это явная аллюзия на бороду Толстого (хотя введение этой детали и имеет у Булгакова немного гротескный оттенок: «в клинике бородку ему подстригали машинкой»; гл. 30).
В этом эпизоде на лестнице, о котором мы начали тут говорить, мы видим не только литературную чету – Мастера и Маргариту, но и, словно в какой-нибудь финальной сцене фантастического спектакля (и здесь фантазийная ирония Булгакова поражает), – голую русалку и огромного кота рядом (Геллу и Кота Бегемота): «За странно одетой дамочкой <голой Маргаритой> следовала совершенно голая дамочка с чемоданчиком в руке, а возле чемоданчика мыкался черный громадный кот» (гл. 24). Булгаков изобразил эту странную компанию на лестнице, которая ведет у него прямо в преисподнюю, и она же – словно ось мира, и она же – ствол, от которого и ветвятся в противоположные стороны разные сюжетные ветви русской и мировой литературы (подобный образ Булгаков использовал уже один раз в своем фельетоне «Лестница в рай», где рай у него – это образ «литературного» рая – местопребывание писателей на небесах).
Булгаковский гротеск способен был изобразить в этой сцене на самых противоположных ветвях Мирового древа Жизни и Смерти, Добра и Зла – не только ужасающее положение и «бегство» юродствующего метра русской литературы, но и историю всей русской литературы, представленной у него на этой «лестнице в рай». Пушкинскую Русалку и Кота из предисловия к «Руслану и Людмиле», которых мы видим у Пушкина у Лукоморья на ветвях мифического дуба, у самых истоков мира и вселенной, мы снова встречаем здесь у Булгакова на мировой лестнице в небо (согласно неевклидовой геометрии, она же ведет в преисподню).
Известное высказывание А. С. Пушкина о «Божественной комедии» Данте, что ее построение является доказательством гениальности ее создателя, применимо в какой-то мере не только к самому Пушкину с его картиной
