год и четыре месяца. Бредя второго сентября по набережной навстречу теплым порывам ветра, Афинаида вспоминала всё бывшее со странным чувством: казалось, это какой-то чудовищный сон… если б не то обстоятельство, что она заснула в возрасте двадцати трех лет, а когда проснулась, ей было тридцать три. Десять потерянных лет, лучшие годы молодости!.. Как обидно, как нелепо! Пожелать спасти душу и послужить Богу, а в итоге закончить реабилитационным центром! Хорошо еще, что не психушкой… Вся эта душеспасительная затея теперь представлялась такой глупостью, над которой любой нормальный человек только посмеется. И Афинаида никому не рассказывала о своей прошлой жизни: она и так постоянно ела себя поедом за то, что попалась на «духовные» приманки отца Андрея, и выносить чужое недоумение и насмешки по этому поводу не было сил, – а ей казалось, что любой из тех, кому она могла бы поведать свою печальную историю, или плохо понял бы ее, или посмеялся бы над ней, если не вслух, то мысленно… Конечно, Мария, ее единственная близкая подруга, посочувствовала бы и не стала смеяться – скорее, долго ахала бы и ужасалась, – но она была атеисткой и не поняла бы тех проблем и вопросов, которые занимали Афинаиду… Ее мог бы понять человек верующий, но после всего случившегося она опасалась сближаться и тем более откровенничать с православными. Довольно и того, что священник, у которого она изредка исповедовалась, не читал ей никаких нотаций, ничего не выспрашивал, не пытался на нее влиять и тем более давить: такая роскошь после лет, проведенных в послушании у Лежнева, что желать чего-либо еще от церковной жизни представлялось почти дерзостью. «Лучше не пытаться искать большего… А то как бы опять не ухнуть в очередную яму!» – думала девушка. Но нередко ей мучительно хотелось с кем-нибудь поговорить обо всем, что с ней случилось. Зачем всё это было? Какой в этом смысл? Что делать дальше, как жить?..
Несмотря на твердое намерение заняться наукой, Афинаида чувствовала себя неуверенно: она потеряла столько лет, нужно так много наверстывать, да еще неизвестно, похоже ли то, что она пытается писать, на настоящие исследования… И вот теперь, накануне первого разговора с возможным научным руководителем, девушка страшно нервничала. Заинтересуется ли он ее темой? Что он скажет, прочтя ее статьи и наброски к диссертации? Возьмется ли вести ее? Что, если нет? Если он откажется, другие ведь могут, наверное, решить, что ее подготовка никуда не годится? Пожалуй, тогда и вовсе никакого руководителя не найдешь… Или найдется какой-нибудь из тех, о ком Мария говорила: «Им бы только набрать побольше аспирантов, а там хоть трава не расти, можно за полгода не допроситься поговорить о диссере». А разве Афинаида сумеет самостоятельно разобраться во всем? Так, пожалуй, и защиту провалить недолго… если до нее вообще дойдет дело… Боже, Боже! Как много зависит от этой первой встречи! Считай – вся дальнейшая жизнь…
Афинаида нарочно отправилась погулять к морю, чтобы собраться с мыслями, но в итоге так разволновалась, что ноги
