Мать твою, как же я нажрался…
Он встал и пошел, пошатываясь, к туалету. По пути увидел плакат Green Day на стене и громко крикнул бармену:
– Green Day – дерьмо! Слушайте Sex Pistols! Боже, храни королеву! Фашистский режим…. Они сделали тебя идиотом… Потенциальной водородной бомбой….
– Боже храни королеву! – подхватило несколько человек за столиками.
– Она уже не человек! – подхватил мой товарищ.
– Уже нету будущего, – дружно загорланило пол бара.
– В мечтах англичан!!!
– Даааа, – завопил психолог. – Вот так, ребята.
И, показав большой палец, он снова, шатаясь, пошел к туалету. Я смотрел в его клетчатую спину и был уверен, что то, что он написал, никогда не издавалось. Но мне хотелось это прочитать. Возможно, в этом было больше жизни, чем в половине учебника по литературе.
Под утро всё утихло. Главные дебоширы ушли, бар опустел. В какой-то момент что-то подсказало мне, что этой ночью я должен насладиться как следует. Быть может, еще не скоро так посижу. Надо выпить. Я пил и крепко держал огромный фирменный пивной бокал, смотря на свое отражение между пустых бутылок в зеркальной задней стенке шкафа. И сколько раз я так сидел? Глубокая ночь, прокуренные помещения, потрепанная барная стойка, тусклый свет, музыка, почти никакого движения. А ведь, может быть, где-то есть другая жизнь, совсем непохожая на эту. Но в той жизни люди смотрят на дождь из окон сухих квартир, а в этой… Я опустил голову, чтобы никто не видел, как я сжимаю от бессилия зубы, злость и разочарование охватывают меня. Мой лоб столкнулся с холодной от бокала с пивом столешницей, я широко открыл рот и сразу же сомкнул зубы, сжимая челюсть изо всех сил, представляя, что впиваюсь в большой, еще пульсирующий от обильного кровотока, кусок свежего мяса. Когда я успел стать таким жестоким? Но мне хотелось этого. А еще хотелось плакать, но нечем. Я расслабил лицо и поднял голову, как ни в чём не бывало, отпил из бокала. Я и не помнил, когда в последний раз был сухим.
– Всё нормально? – спросил я, не обнаружив своего товарища в помещении и выйдя из бара.
– Ни черта… – сказал он сквозь зубы.
Я развел руками и сел на асфальт. Он докурил, нервно походил около меня взад-вперед, потом прислонился к стене спиной и медленно опустился вниз, сев на тротуар. Мимо проехала машина. Темно, фонари так и не заработали. Легкий ветер разносит сырость.
– Знаешь, когда у тебя вдруг возникает чувство, что ты должен умереть прямо сейчас. Ну, иногда такое. Вот у меня снова. Я вспомнил свою мать в петле. Это был ужасный день. На завтрак перед школой был суп с отвратительными тефтелями. На моей ложке была царапина, когда я ел, то она проходила через всё моё отражение. Я помню эти детали и не забуду. Потому что день был ужасным. Плохое хорошо запоминается. Люди убивают себя, когда мы не обращаем на них внимания. А потом и мы умираем. Возможно, от этого же. Не хочу стать призраком для всех. Меня убьет одиночество. Мне страшно. Я
