пахнущим кулаком.
– Убери руки и отойди, я в твоей помощи не нуждаюсь, – спокойно произнёс Яков.
Он снял рубашку и джинсы и протянул их Славуте.
– Разувайся, падло. Такие клёвые кроссовки хотел замылить, сука!!! – завопил Паша.
Участь его новых фирменных кроссовок была решена.
– Пошли, братва, а то ещё настучит, – солидно заметил Федя.
– Не настучит. Я знаю, где он живёт, – осадил того Толян. – Сдаст ментам, мало ему не покажется.
Четверо торопливо удалились по аллее и скрылись во тьме.
Яков облегчённо вздохнул и медленно, чтобы не разбить ступни, двинулся к выходу из парка. Челюсть ныла и кровоточила, шишка на лбу заметно округлилась, превратившись в саднящую гематому. Было тепло, и в редком свете уличных фонарей его можно было принять за спортсмена, вышедшего на вечернюю пробежку. Лишь во дворе дома его узнала соседка и от испуга и неожиданности отшатнулась, а затем закричала вдогонку:
– Где тебя так разукрасили, парень?
Яков вошёл в подъезд и в полумраке лестничной клетки нажал кнопку лифта.
Дверь открыла мама. Увидев изуродованное лицо сына, запричитала:
– Что с тобой, Яша? А твоя где одежда?
– Успокойся, мама, со мной всё в порядке. Помяли меня слегка, потом раздели. Главное – живой, – улыбнулся Яков и направился в ванную. – Хорошо меня отделали, – сказал он, рассматривая себя в зеркале.
– Илья, ты спишь что ли? Иди сюда.
– Ого, где тебя так загримировали, сынок?
В дверях ванной показалась удивлённая физиономия Ильи Зиновьевича.
Полосатая пижама и газета в руках говорили о том, что он находился уже в постели. Яков знал давнюю привычку отца читать перед сном.
– В парке, папа, – ответил он.
– Идём в гостиную, поговорим. Да хватит вздыхать, Рива! Неужели не видишь, что с ним ничего страшного не произошло, – заворчал Илья Зиновьевич.
– Тебе бы такой синяк, папочка, – парировала Ребекка Соломоновна. – Сейчас лёд приложу.
– Говорил тебе, не ходи вечером через парк, иди в обход.
Он сел на диван, Яков расположился в кресле напротив. Когда он закончил рассказ, отец подался вперёд и внимательно посмотрел на сына.
– Ну, что будем делать? Когда наступает кризис и всё кругом разваливается, в ход пускают кулаки, и все дружно идут бить жидов.
– Так это же бандитизм. Им было всё равно, кто я. Они просто вышли на свой ночной промысел, – проговорил Яков, прижимая к брови марлю с завёрнутым в неё кусочком льда.
– Да, и бандитизм тоже неприятен. Но главное, что на фоне тяжёлого положения усиливается антисемитизм. Они же дали понять, что тебя узнали, и советуют больше не попадаться им под руку. Эта мразь мечтает о том, чтобы расквасить тебе физиономию. Слухи о погромах уже ходят в городе. Нас обвиняют в экономических проблемах, говорят, что мы совершили
