нас неодобрительным взглядом.
Я плюхаюсь на софу и, хихикая, жалуюсь на головокружение. Указываю на бар: неужели не роскошный? (Ещё бы – номер люкс, община не поскупилась) Наконец, внутренне замирая в извечном страхе перед прыжком и ударом, прошу налить мне немного вина.
И понимаю, что не такая уж я фартовая.
Вместо того, чтобы склониться над столиком, Густав грациозно поднимает стакан и наливает вино на весу. Он смотрит на меня сверху вниз, лучезарно скалясь, и я растягиваю в ответ непослушные губы. Попытка номер два. Мне просто нужна попытка номер два.
– И добавьте, пожалуйста, минеральной воды.
Густав отходит к бару, и я сдираю с мизинца – чуть не с кожей – колечко. Кидаю его под софу.
– Ой, папин подарок! – пищу я, тиская сумочку. Конечно же, вампир поспешно ставит минералку на столик и опускается на колени возле моих ног… опускает голову…
Раз!
Я выбрасываю вперёд левую руку и раздавливаю капсулу Батори. От запаха на глаза наворачиваются слёзы, но правая рука уже сама по себе, по тридцать раз за полминуты прокрученному в голове плану —
два!
– вбивает лезвие стилета под основание черепа. Густав не успевает и дёрнуться – уже заваливается набок, но я удерживаю его и кладу аккуратно, лицом вниз, чтобы не забрызгать паркета кровью.
Когда Батори говорил про розы под носом, я восприняла его слишком буквально. Запах такой резкий, что мне приходится часто-часто моргать, стирая слёзы веками, чтобы хоть что-то разглядеть.
Я ставлю тело Густава в позу, в народе именуемую «раком», подкладываю ему под шею кусок поролона, ожидавший своей очереди под подушечкой на софе, вторым ножом взрезаю яремную вену и подставляю свиную кишку. Кровь вытекает бойко и быстро, на глазах начиная сворачиваться. Скорее всего, мозг Густава ещё жив. Меня это не смущает. Напротив, мне нравится мысль, что мерзавец перед смертью почувствует ужас, который чувствовала двенадцатилетняя Марийка Рупунорой. Он ведь мог зачаровать её так, чтобы она ничего не поняла – ему достало бы силы, но упырь только приказал ей молчать и не сопротивляться. Девчонка оставалась в сознании до последнего, её так и нашли с гримасой ужаса на лице.
Пальцами левой руки я пережимаю вену, а правой держу на весу кишку с кровью, ожидая, когда она приобретёт консистенцию холодца. Аккуратно откладываю её на столик и подставляю второй мешочек. Кровь течёт уже медленней. Если бы не боязнь заляпать паркет, я бы приподняла бёдра Густава, чтобы наклон вены был сильней. Ладно, два мешочка тоже неплохо – хватит на полгода. Когда вторая кишка заполняется и кровь загустевает, я откладываю на столик и её. Залепляю пластырем дырку на вене, вытаскиваю поролонку и нож и заматываю шею Густава красным шарфом. Надеюсь, нервы у парней выдержат и они не вбегут раньше времени – мне будет довольно сложно объяснить
