style="font-size:15px;"> Игра в городки. Вышибание чурок
Поиски смысла жизни
Это болезнь?
Согласитесь, совершенно определённо господин А. болел поиском смысла жизни. И началось это у него ещё в подростковом возрасте…
Поиск смысла жизни – болезнь? – Непростой вопрос. С одной стороны – нет: не болезнь, а особенность… Я, к примеру, поражаюсь благородством растений, деревьев особенно. И безусловно хотел бы все последующие жизни, которые мне будет благословлено пройти, существовать именно деревом…
Деревья смысла жизни не ищут. Они просто растут, в небо стремятся, только и смотрят в него… О, как я им завидую!..
Люди издеваются над деревьями. Но деревья как бы и не на земле бытийствуют, на небо глядючи неотрывно. И именно от этого, думаю, и счастливы, и так недостижимо благородны, как человеку и не снилось… Видимо потому, что человек, увы, разумен, а деревья, по счастью, – нет…
Но, с другой стороны, поиски смысла жизни суть болезнь самая настоящая. Но лишь у тех, кто под смыслом жизни подразумевают возвышенное. А в житейском болоте, в трясине страстей, в цепях их найти можно только низменное.
Низменное же остаётся низменным, даже если его отполировать и прилепить к нему наклейку «высокое»…
Получалось, поиски высокого смысла жизни суть ни что иное, как розыски лекарства от муторности души. Потому что душа в глубине своей всё равно чувствует ложь…
Обретали лекарство от муторности души не часто, потому что не знали, чего именно ищут. Рыскали по аптекам духовным, поддавались на уловки дельцов лже-лекарей. С малым успехом или и вовсе без толку.
Если же этим несчастным поисковикам сказать, что искать нужно в области отказа от страстей, то искать смысла жизни они не будут. Потому что найти его сладко именно во лжи…
Да на это ж вся наука работает: как стать сверхздоровым, сверхталантливым – и сволочью остаться… И наука семимильными шагами идёт к этому. Тут такие деньги вертятся, такие лбы мировые открытия делают – ай-яй-яй!.. Нобель только успевает премии выписывать…
Плаваю я как-то по… чтобы вам было понятно, – по раю воображаемому в молитвах плаваю, вот где. Там не ходят, потому что ног ни у кого нет. И не летают: крылья ни у кого не растут. Картинкам церковным не верьте: глупости… Навстречу тоже плывёт нечто вроде серой медузы… «Ба, Нобель!» Ну, сближаемся, касаемся духовными краями друг друга. И говорю я ему духом так-то:
– Слышь, Áльфред Бернхардыч, да за что ж ты таким-то научным засранцам по мильёну каждому отваливаешь? Они ж хотят богачей в чудовищ бессмертных превратить. Не чуешь, что ли? То ж не благо.
– Чую, брат, чую, – отвечал мне Нобель нечеловеческим голосом. – Да, понимаешь, учёные ведь всё равно будут блудить мыслями своими, так сказать, научными. Страсть у них
