встречи с охранниками порядка мне удавалось довольно долго. Чего только не пришлось пережить при этом!.. Самым сложным оказывалось питание. Я не желал усовершенствоваться так, как заставлял Типук. А одним из условий усовершенствования было понуждение питаться искусственной пищей – напечатанной на хитроумных устройствах. Поэтому доставать обычную человеческую становилось всё труднее и опаснее. Всё чаще приходилось питаться травами и кореньями, варить древесную кору. И в конце концов я ослаб. В теле вспыхнул жар. Я чувствовал, что преследователи могут быть поблизости, но не имел сил подняться… И вот тут-то, в кленовой роще, бредящим на ворохе жёлтых листьев меня и взяли…
Вы спросите, почему пища оказалась столь важной для меня? Почему я не уступил требованиям властей? – А очень просто. Переставшие питаться человеческой пищей, постепенно переставали и людьми быть…
Это похоже на вашу жизнь. Посмотрите-ка, ведь пренебрегшие, как продуктами питания, так и одеждой своего народа, не только утрачивают национальные черты, но со временем и вовсе теряют связь с народом своим, с предками, в смысле… Вы меня поняли… Не злитесь, я правду сказал…
Ну так вот. Слабость моя оказалась столь же сильной, как и несогласие с типуковой жизнью. Я не имел телесной возможности сопротивляться, когда меня вели, били в участке, когда положили на кушетку и ввели в тело какой-то раствор. – Лечили, так сказать, от несогласия. Потому что и невооружённым глазом видно было, что я всей душой против типукова порядка, типукового жизнеустройства, типуковой морали… – ну всего-всего. Сумасшедший, значит.
Враждебные мне установки слуги типуковы надевали на душу мою, как смирительную рубашку, с помощью ОПИС12. Душа дралась с ними, установки эти срывая с сознания. Почувствовав, что по телу разливается какая-то гадость, что она проникает в сознание, грозит изменить его, душа возмутилась, закричала беззвучно, смертельно раненая будто и, обретя вдруг силу неведомую, рванулась прочь из тела…
Моего исшествия из тела врачи не заметили. Введённая ими гадость сделала меня бесчувственным. Поэтому в дальнейшем я смогу рассказывать о себе только в виде наблюдений за собой со стороны… Рассказывать ктó? -Собственно я, или душа моя? – Этого осознать я уже не могу.
Душа от сильнейшего возмущения едва ли понимала что-нибудь. В спокойном состоянии она, возможно, выбрала бы что-нибудь более подходящее. Но оказалась в России в первой половине двадцать первого века. Тут ей повезло. Ибо она обнаружила тело господина А., природная душа которого в это время общалась с духами благодати. И моя душа, не думая, вошла в тело его и спряталась не в пятку даже, а в большой палец правой ноги… Укрылась там – и затихла…
Русские не любят стеснять себя в выражениях. Например, когда кто-то куда-то перемещается, о нём презрительно говорят – сбежал. А когда читают, во что не верят, думают – брехня. Поэтому читающим
