style="font-size:15px;"> – Конечно, рыбочка моя. Всё будет нормально, не переживай. Я тоже тебя очень люблю. Ну всё, третий пошёл… Я вечером за тобой заеду!
Надежда вышла из машины, помахала Максиму рукой. Потом показала жестом: «Всё, езжай». Но Максим не уезжал – он с нежностью смотрел на жену: хрупкая фигурка в черном пальто, перетянутая поясом в тонкой, абсолютно девичьей талии; сапоги на высоченном каблуке – Надежда обожала каблуки, и хотя ноги в последние годы всё чаще болели по вечерам, а стопы ночами иногда сводило судорогой, так и не могла отказаться от шпилек…
Львиная грива густых волос – на этот раз светло-пепельного оттенка – растрепалась на ветру. Надежда, русая от природы, постоянно экспериментировала с цветом, пытаясь замаскировать раннюю (как она говорила, «генетическую») седину, и порой эти эксперименты заканчивались для неё плачевно – как, собственно, и в этот раз. «Платина» на её волосах смотрелась как плохо прокрашенная седина, и Максим по этому поводу изрядно повеселился, забирая жену пару дней назад из парикмахерской: «Сколько ты заплатила за то, чтобы твоя седина выглядела абсолютно естественной?» – спросил он с невинным видом.
Надежда решила мужественно вытерпеть хотя бы неделю, чтобы лишний раз не травмировать свои пока ещё роскошные волосы, но чувствовала себя не очень комфортно.
«За что боролась, на то напоролась», – резонно заметила на это Вера Ивановна, которую собственная седина никогда особо не смущала. А Марина, внимательно осмотрев маму вечером за ужином, вынесла вердикт: «Никогда – запомни, никогда! – не красься в этот цвет! Твои оттенки – медовые…».
– Медовая ты моя, – прошептал Максим, с нежностью глядя на жену. – Медовая-бедовая…
Надежда стремительно вернулась к машине, порывисто открыла водительскую дверь, наклонилась и снова обняла мужа за шею, шумно вдыхая его запах. Потом отстранилась и зачастила скороговоркой:
– Всё… Всё, теперь езжай… Я умру, если с тобой что-нибудь случится, слышишь? Как же жаль, что мы так поздно встретились… Вот если бы я могла начать жить сначала, я бы тебя, конечно, раньше нашла, и всё было бы по-другому… У нас с тобой так мало времени… Хорошо, что в Воронеже нет метро… Пообещай, что будешь себя беречь! Когда тебя нет…
– «Когда тебя нет – болит пустота… Так болит, как рука, что ножом отнята…». Николай Доризо.
– Знаю, – грустно улыбнулась Надежда. – Я тоже так чувствую…
– Кто бы сомневался… Ну всё, беги, солнце моё, а то я окончательно опоздаю. Савельевой привет!
– Ага… Пока… До вечера…
– До вечера! Я позвоню! Раз триста, как минимум. И это только до обеда…
Максим, поцеловав жену, уехал, а Надежда с грустью смотрела вслед машине, не замечая собственных припозднившихся сотрудников, которые «мышками» пытались проскользнуть мимо.
«Что-то я какой-то сентиментальной стала в последнее время, – подумала Надежда, с трудом открывая
