Сегюр, вооружаясь пером и бумагой, попросил:
– Дайте мне, Ваше Величество, хоть что-нибудь, что характеризовало бы вашу левретку.
Императрица принялась перечислять:
– Родилась она от двух аглинских собак: Тома и Леди. Было у нее много достоинств, правда, бывала и зла.
Де Сегюр недолго трудился, и преподнес ей весьма складную эпитафию Земфире, коей императрица была весьма довольна. Позже, она даже велела вырезать ее на камне, который был поставлен в Царскосельском саду. С тех пор она почитала де Сегюра лучшим французским пиитом, паче того – с восторгом поведала о пиитическом даре даже своему далекому другу Мельхиору Гримму. По оному поводу князь Потемкин неустанно язвил в течение долгого времени, пеняя на то, что Екатерина принимает эпитафии за поэзию.
Еще месяца три назад, как токмо государыня изволила вернуться к государственным делам, Светлейший князь, не откладывая в долгий ящик, доложил о своем любимом мореходе, командире линейного корабля «Виктор», Федоре Федоровиче Ушакове:
– Непревзойденный моряк, матушка! Редчайший, я бы сказал.
– Это тот, кто имел участие в деле касательно нашей политики «Вооруженного нейтралитета»?
– Он самый, матушка! Конвоировал суда наших купцов. Но, самое главное, колико сил он положил на постройку кораблей в Херсоне! Ведь сей Ушаков спасал жизни херсонцев от чумы, без него сотни бы людей отдали бы Богу душу. Сия Божья душа построила пункт базирования флота в Севастополе. Я ужо вам рассказывал… По душе мне его спокойный уравновешенный нрав. Федор Федорович чистый православный человек и горазд в человеколюбии. И лицо у него ангельское, благообразное, матросы на него молятся… Мыслю, государыня-матушка, кормилица наша, его надобно за все вознаградить…
Екатерина весьма заинтересованная благообразием рекомендуемого морехода, попросила описать его лицо. Потемкин, рассеянно бросая взгляд на присутствующих в Эрмитаже людей, никак не мог его толком описать.
– Ну, каковое лицо? Доброе. Спокойное. Нос прямой, тонкий, губы не толстые, глаза голубые, волосы светлые.
– Блондин ли?
– Нет, волосы русые, но не блондин. Крепыш, большой, прямой, как тополь.
Екатерина удовлетворенно кивнула:
– Теперь могу его себе вообразить. Женат?
– Нет, когда ему семьей обзаводиться? К тому же, он не в меру скромен. Так вот, ему бы орден, – просительным тоном завершил князь свою протекцию.
Екатерина улыбнулась:
– Всенепременно, князюшка. Об каковом ты мыслишь ордене?
Григорий Александрович нетерпеливо изразил свое желание: – Я бы дал ему орден Владимира.
– Четвертой степени?
– Хорошо, государыня! – не ложно обрадовался князь Потемкин.
Екатерина благосклонно склонила голову:
– Быть посему, Светлейший князь!
Благодарный
