и не слышно было.
– Он вообще был темпераментный, его легко было завести, но при этом никогда за спиной не говорил про людей ничего плохого, всё говорил в лицо, – добавляет Гудков.
– Класс доведён до катастрофы, – говорит Шулейкин.
– Да, – говорит Виташа. – Теперь до конца года и не выправить.
– Кошмар какой-то, – говорит Мария Филипповна.
– Надо в облоно сообщать, – говорит Виташа, – доигрались.
И он тоже!..
Я встаю:
– Теперь мне остаётся сдать дела, наверное?
Как я могу объяснить им всё? Всё, что произошло? Всё, что произошло со мной и с ребятами? Что-то рухнуло, упало. Пыль и обломки. А поднять-то и некому.
– Это уже трусость, – говорит Шулейкин. – Надо не бежать, а бороться. Исправлять положение.
– Лучше мне уехать. Это не моя стихия – учительство. Я желаю вам всего лучшего. Я не сержусь на вас нисколько. Просто мне показалось, что что-то мы делаем не так… Ничего я исправить не смогу, – говорю я.
– Нет таких крепостей, – говорит Виташа и смеётся, поглядывая на Шулейкина.
– Не буду я ничего исправлять, потому что я ничего не портил.
Не может всё-таки быть так, чтобы я был прав, а все не правы.
– Не можете – научим, не хотите – заставим, – смеётся Шулейкин.
– Это вы серьёзно?
– Что вы, что вы, – говорит он, уже не улыбаясь, – это же армейская поговорка.
В этом конфликте, наверное, и сгорела, не успев начаться, дружба Булата со Светловым. Светлов ссориться с директором не хотел, повёл себя лицемерно – наедине Булата поддерживал, а в учительской осуждал. Когда я спросил Цыганкову про дружбу Булата с Виталием, та замахала руками:
– Какая дружба! Светлова он вообще сторонился!
После войны хороших и образованных учителей в школе было много. Это были дети «врагов народа», как правило. Все они ещё до приезда Булата уехали из Шамордина. Они, конечно, видели, что собой представляет директор, но не роптали, – темперамент был не такой, да и в их положении лучше было помалкивать… Ну, положение Булата, заметим, было не лучшим, чем у тех учителей, однако он не побоялся вступить в противоборство с самовлюблённым директором, который навязывал свои мнения и взгляды окружающим, не терпя никаких возражений и требуя, чтобы его ценили и уважали.
Николай Михайлович Гудков:
– Отношения с Солохиным у них сразу сложились очень тяжёлые. На собраниях постоянно между ними разгорались схватки.
Директор ходил всегда во френче, в галифе, в сапогах. Очень важный. О его педагогической деятельности рассказывает Анна Борисова, бывшая ученица десятого класса, того самого, где учился младший брат Булата:
– Вообще, плохой он был. Вы знаете, он нам на уроке такие анекдоты рассказывал, начиная с шестого класса! Мы засмеемся, а он: «Тише! По коридору ходят». Курил прямо на уроке, окурки в урну бросал. А один раз
