пропустил юношу в кабинет, закрыл дверь на замок и кивнул на стул в углу. Дмитрий присел на край жесткого сиденья и замер, глядя в пол.
Геннадий остановился рядом с ним, спокойный, и от этого еще более страшный.
– Ты не выполнил то, что я приказывал, – зловеще сказал он.
– Да, – тихо подтвердил ученик и вытащил из кармана полный шприц.
– И почему же? – под низким потолком, казалось, сгустилась черная туча.
Дима поднял глаза, встретился взглядом с Доктором Менгеле. В горле застыл комок, желудок скрутил спазм.
– Потому что вы не имели права отдавать преступный приказ, – наконец выговорил он и сжался на стуле, ожидая удара.
Геннадий Львович удивленно поднял брови, ответ юноши на мгновение шокировал его.
– Что ты сказал? Преступный… приказ? – раздельно выговорил он.
– Да! Вы преступник и палач, и я вместе с вами! И я отказываюсь отныне принимать участие в ваших экспериментах, они бесчеловечны! – крикнул Дмитрий с невесть откуда взявшимся бесстрашием, больше похожим на помешательство.
– Что? – еще тише повторил Доктор Менгеле, и юноше показалось, что в кабинете закончился воздух.
Молодому ученому было настолько страшно, что внутри все будто окаменело.
– Повтори, что ты сказал, паршивец! – рявкнул Геннадий, выходя из себя.
– Вы – убийца! Мы мучили людей не из любви к науке, а из осознания собственной власти и превосходства! Мы – фашисты, Геннадий Львович, и вы – самый страшный из нас! Я отказываюсь участвовать в ваших экспериментах, отказываюсь! – крикнул Дмитрий. Его накрыла истерика. По лицу снова потекли отчаянные, горячие слезы.
Доктор Менгеле цепко схватил его за подбородок и заставил смотреть в глаза.
– Послушай меня, маленький мерзавец! – проговорил он, едва сдерживаясь, с побелевшими от ярости губами. – Ты все равно будешь участвовать в экспериментах, но в каком качестве – зависит от тебя. Проси прощения, и я спишу твою выходку на буйное помешательство, решу, что ты заболел. Будешь упорствовать – ты знаешь, что тебя ждет. Проси прощения!
Дима трясся, будто в ознобе, всхлипывал, но внутри у него росла и крепла уверенность, которая могла бы стать готовностью к жертве.
– Нет… – едва слышно выговорил он, давясь рыданиями.
Геннадий ударил его по лицу, потом еще и еще.
– Паршивец! Диверсию задумал? – рычал Доктор Менгеле, сопровождая каждую фразу звонкой пощечиной. – Сколько сил в тебя вложено, а ты вот как? Проси прощения, дрянь!
– Нет! – Дима попытался закрыть лицо руками.
– Не смей! В глаза смотри, подлец, кто тебя надоумил? – учитель наотмашь ударил его по тыльной стороне ладони, потом снова по щеке.
Геннадий толкнул ученика на пол и избивал ногами, беспомощного, жалкого.
– Знаю кто, Алексеева, будь
