гостинице братьев Бурре, в глухой в то время части города, на углу перекрестка, уже называвшегося Вандомскою площадью. Обстановка врача была самая скромная. В отношении к медикам он сохранял большую сдержанность, хотя и принужден был дать им некоторые объяснения своей системы. Объяснения эти были весьма темны, потому что в уме самого Месмера идеи о животном магнетизме еще не установились. Врачи объявили, что положения месмеровой системы не согласны с принятыми в науке началами. Ученые общества вовсе не обращали внимания на новую систему, считая ее чистым вздором.
Месмеру оставалось доказать на практике действительность и истину своего учения. Он принялся за лечение. По собственным его словам он на первых же порах вылечил больного от спазмодической рвоты; другого от застарелых завалов селезенки, печени и брыжейки; третьего от подагры; четвертого от общего паралича с трясением членов, сделавшего сорокалетнего мужчину дряхлым старцем; этот последний больной страдал кроме того злокачественною гнилою горячкою. Месмер вылечил с тем же успехом больного, у которого отнялись ноги вследствие паралича; другого от частой рвоты, доведшей больного до крайнего истощения; третьего от золотушного худосочия: наконец он излечил даже общее перерождение органов дыхания.
Все это утверждает сам Месмер.
Если все эти излечения действительны, то Месмер был в праве назвать своего деятеля всеобщим лекарством. Но дело в том, что утверждения Месмера, будто бы его больные были оставлены другими врачами как безнадежные, были опровергаемы положительными возражениями, что болезни были очень неважные. Из-за этого завязался между неким пришельцем и парижскими врачами спор, в котором каждая сторона осталась при своем прежнем мнении.
Несмотря на нападки официальной медицины, на насмешки парижских докторов и даже на бранные статьи в парижских и немецких журналах, Месмер стоял высоко в мнении большинства публики. Скромная его квартира в гостинице была постоянно наполнена посетителями всех званий. Чиновники, офицеры, купцы, даже дворянство и придворные посещали Месмера и верили в магнетизм. Многие, побуждаемые любопытством, но опасаясь компрометировать себя, явились к доктору чудодею тайком, под чужим именем и в нанятом экипаже. Все спешили вкусить плода от таинств магнетизма.
Личность великого жреца храма на Вандомской площади как нельзя лучше соответствовала его роли. Он приближался к зрелому возрасту и сохранял еще все силы молодости.
Манеры его были весьма привлекательны, а взгляд проницательных глаз наводил какое-то обаяние. Лицо его постоянно светло и спокойно; походка торжественная, мерная. Все это вместе взятое производило большой эффект на публику, но сущность его силы, сущность главного деятеля обаяний и чудес оставалась скрытой для всех и, может быть, для самого Месмера. Посмотрим, однако же, в чем именно заключалось это обаяние, о котором так много кричали?
Месмер начинал обыкновенно приемами, приводившими
