ямы слегка усилил это состояние.
Очевидно, именно в этом, весьма специфическом, смысле идет речь о «памятовании» у Гурджиева-Успенского и в хороших переводах буддийских текстов, посвященных шаматхе и випашьяне. «Памятование» является своеобразным расширением схематики мышления, метафорически позволяющим схватывать как полноценный трехмерный куб то, что воспринималось до этого как несколько плоских квадратов; возлагающим на сознание те функции, которые до этого привычно и бессознательно реализовывались посредством эмоций. То есть «памятование» в терминологии «Абхидхаммы» – это пребывание в дхьяне некоторого уровня.
Такой взгляд на ментальную деятельность позволяет более точно определить, чем же в действительности являются «семантические измерения» индивидуального языка. Условно можно считать, что по умолчанию внутренний язык обычного социализированного человека «двумерен», предполагает удержание концептуального конгломерата смысла в двух измерениях: фронтальном и латеральном. А что же с третьим? Оно удерживается с помощью определенного эмоционального состояния, являющегося своеобразным внутренним напоминателем, своего рода монотонно повторяющейся «прото-мысли». Таким образом, в субъективном опыте присутствуют все три измерения, проблема лишь в том, что одно из них – представленное эмоцией – неподконтрольно и с трудом изменяемо. Получается, что невинно звучащее «памятование» на деле является вполне себе героической «внутренней реконкистой», возвращением под контроль сознания тех аспектов психики, которые привычно работают в автоматическом режиме с детства. Но для того чтобы эту реконкисту успешно осуществить, надо детально разобраться в том, как устроены эмоции.
Артуру подумалось, что фундаментальная проблема человеческого способа существования заключается в том, что эмоциональная сфера вынужденно совмещает в себе два разных аспекта, которые сливаются до неразличимости: «эмоцию-для-себя» – состояние, в котором человек себя ощущает на основе интроцепции – и «эмоцию-для-других» – установку, диспозитив, необходимый для того, чтобы быть готовым правильно отреагировать на окружающий контекст. Страх как честная констатация того, что я сейчас просто боюсь – и страх как готовность тела и психики к действиям типа «бей или беги».
А если их развести? А если их развести, то «эмоцию-для-себя» можно постоянно поддерживать на уровне, близком к энтузиазму и эйфории – от этого точно никому не будет хуже, а вся тяжесть «эмоции-для-других» просто переляжет на возросшую осознанность.
В сущности, эмоциональная сфера, как правило, устроена как своеобразная «машина желания». Почти в делёзовском смысле. В основе – операция сличения фантазмов «Я» и «Я+», в которой сливаются представления о сущем и о должном. Результатом этого сличения является диспозитив, который затем становится основой для действий, реализуемых
