вновь почти погрузилась в милосердный туман забытья…
– Рин, а тебе его совсем-совсем не… ну, не жалко?
Вздрогнув, она очнулась и увидела в глазах подруги чистое детское недоумение, даже растерянность.
– Да как же не жалко, – вздохнула Регина. – Столько всего между нами было… И первая любовь, как-никак, такое не забывается. Жан, ты на меня не смотри так, я, кажется, ещё под успокоительными. Там, в больнице, чем нас только не пичкали. Рыдать потом буду, дня через три, когда отойду.
– А, ну да, – спохватившись, забормотала подруга. – Я так и подумала. Ты правда не очень переживаешь? Ой, что это я говорю, идиотка!
– Когда… хоронят?
На последнем слове Регина запнулась. Сердце болезненно сжалось, и в носу, наконец, предательски защипало.
– Завтра в десять, – выдохнула Жанна. – Он некрещёный, так что отпевать не будут, сразу от дома на Нижнее кладбище повезут. Ты… как? Не надо бы тебе… Разволнуешься, мало ли что – шарахнет в голову снова. Или нет, может, опять напьёшься своих таблеток да съездишь со мной? Не простишь ведь себе, если не проводишь! Ты только близко не подходи, чтобы Маринка не увидела. Там наших много будет, за ними постоишь, ребята тебя прикроют.
Она говорила торопливо, глотая слова, жалостливо поглядывая, словно Регина ну до того убита горем, будто они с Игорёшкой расстались не двадцать лет назад, а лишь вчера. Впрочем, Жанночка всегда страдала излишним романтизмом и умела раздувать из малейшего намёка такого слона, что и Достоевскому с Бальзаком не приснится.
Хотя, конечно, Игоря было жалко. Невыносимо. И как первого и незабываемого, и как друга, и… как ровесника. Почему-то смерть одногодков или тех, кто моложе, всегда задевает сильнее. Когда уходят старшие – это как-то в порядке вещей, так уж мир устроен: а вот когда одноклассник, с которым ты за одной партой столько лет отсидишь…
…Жанна пробыла до позднего вечера и ушла с явной неохотой, лишь спохватившись, что у неё с кем-то назначена встреча. Не иначе, как с «последним шансом». После её ухода, уже собираясь ко сну, выйдя из душа с полотенцем на голове, Регина вдруг подумала, что отчего-то не может представить себе Игоря нынешнего. В её памяти он так и остался двадцатипятилетним. Мистические ножницы, проредившие кадры её жизни, прошлись, оказывается, и по его образу. Она пошарила в тумбочке под телевизором, где хранилась целая кипа фотоальбомов; старых, конечно, после окончательной победы цифровой и компьютерной техники над фотоискусством надобность в них отпала. Но ведь должны были сохраниться свадебные фото Никитиных, кадры с корпоративов, куда супруги выезжали уже с детьми… Должны были.
Вот только на их месте в альбоме шуршали пустые плёночные кармашки, кое-где надорванные. Будто чья-то недобрая рука зло и целенаправленно изъяла из прошлого Регины саму память о бывшем возлюбленном.
Глава 3
Когда всё плохо, любая мелочь может стать последней каплей.
Макс Фрай. «Большая телега»
Ночью мороз ударил под сороковник. Давно
