что мы находимся на военном корабле. Явление это очень частое на американских китоловных судах. Объясняется оно очень просто: нередко можно видеть, как молодые люди высшего общества заключают контракты для службы на китоловных судах, – конечно, не из корысти, а из любви к приключениям. Я сам мог служить тому примером.
Есть и еще одна причина, объясняющая подобное чувство собственного достоинства среди команд американских китоловных судов. Все члены экипажа – юнги или матросы – являются в некотором роде совладельцами корабля, или по крайней мере могут рассчитывать на известную долю барыша от предприятия. Конечно, избегать всего, что может повредить успеху дела, в их прямых интересах. Достаточно одного удачного рейса в продолжение года или менее, чтобы каждый матрос опустил себе в карман маленький клад, заработанный, без сомнения, тяжелым трудом, но дающий теперь возможность заняться иным делом, если охота за китами не пришлась ему по вкусу.
На борту «Летучего облака» было несколько молодых людей вроде меня, не побывавших еще ни в одном плавании. Но с той быстротой и верностью взгляда, которые характерны для американцев (простите мне этот легкий приступ национального тщеславия), мы быстро научились обращению со снастями, а немного спустя постигли все, что необходимо делать при маневрировании корабля. Мы еще не дошли до мыса Горн, как экипаж «Летучего облака» уже не оставлял желать ничего лучшего. Однако было на этой картине одно пятно – это наш капитан. Он был далеко не таким, каким, на мой взгляд, должен был быть.
В буквальном переводе «Дринкуотер» значит «водопийца», но никто менее не соответствовал имени, которое носил, чем наш капитан. Неизмеримо больше заслуживал он имя «Дринкрум», то есть «ромопийца». Можно сказать, что он испытывал ненависть к воде и не пил ее ни капли. Для него и грог был совершенным грогом только тогда, когда к пинте грога он примешивал полпинты рома.
Но в своем роде он был неплохой человек, его характер не был дурным. Трезвый, он был и великодушен и щедр, но под влиянием рома его необузданность доходила до крайности, и степень ее могла сравниться разве что с глубиной нежности к любимому напитку – рому «Санта Круц». Не один раз она ставила в опасное положение его самого, экипаж и судно.
Любимым коньком его было утверждать, что «Летучее облако» – лучшее из всех известных парусных судов и что оно может нести сколько угодно парусов, хотя бы ветер переходил в ураган. Это был действительно прекрасный корабль, но все же я знал суда, которые могли без труда соперничать с ним. Однако плохо пришлось бы всякому, решившемуся высказать это капитану Дринкуотеру: такой человек был бы моментально и навсегда вычеркнут из списков людей, близких капитану. Под влиянием рома, принятого даже в сравнительно умеренном количестве, он в каждом судне, идущем тем же курсом или даже в противоположную сторону, видел вызов себе и, бросая дело, не думая о потерянном времени, приказывал поднимать паруса и начинал гонку, как будто речь шла о том, чтобы взять приз или
