есть неограниченная власть, основанная на насилии».
– Значит, долой нэп и назад к «военному коммунизму»? – крикнул кто-то в зале.
Сталин не ответил на реплику.
Другая записка, но уже анонимная, спрашивала:
«Ленин говорил, что мы ввели нэп всерьез и надолго и требовал «архимедленности и архиосторожности» в отношении кооперирования крестьянства, а Вы требуете форсирования темпа коллективизации. Кто из вас прав: Ленин или Вы?»
На это Сталин ответил резко и закончил свой ответ грубым выпадом:
– Ленинизм – не Библия, а диалектика. Постоянной величиной в нашей политике является собственно наша стратегия – борьба за коммунизм. Тактику мы меняли и будем менять даже радикально, когда это диктуется интересами стратегии. Если автор записки этой аксиомы не понимает, то рекомендую ему покинуть ИКП, чтобы начать свою профессорскую карьеру с азов ленинизма в совпартшколе.
Автором записки был Сорокин.
Из вопросов «не по существу» помню два: автор одного из них просил Сталина рассказать содержание предсмертного письма троцкиста Иоффе, покончившего само-убийством, а другой аноним просил разъяснить ему, «почему органам ОГПУ, вопреки указаниям Ленина, разрешено создать свою агентурную сеть и в рядах партии?» Оба эти вопроса, конечно, остались без ответа.
Беседа закончилась. Сидевшие в первом ряду приподнялись. Хозяин собрания, Михаил Николаевич, видимо, весьма довольный благополучным исходом собрания, с добродушной улыбкой ученого патриарха, тепло и запросто пожал руку Сталину. Потом обратился к собранию:
– Друзья мои, поблагодарим Иосифа Виссарионовича за интересный доклад, а наших дорогих гостей, членов Центрального Комитета, – за визит.
Сидящие в президиуме Молотов, Угланов, партийный «Фукидид» Емельян Ярославский, всегда сосредоточенный и несколько сухой, редактор правительственных «Известий» Скворцов-Степанов начали аплодировать, что было подхвачено первым рядом сталинских сторонников – Поспеловым, Адоратским, Савельевым, Стецким, Криницким, – и поддержано всеми нами в зале. В зале аплодировали из вежливости, в первых рядах – по убеждению, в президиуме – из коллегиальности. Бесподобен был Орлов: когда уже умолк весь зал, он все еще продолжал аплодировать, покраснев от натуги…
Сталинская свита ринулась к хозяину. Одни восхищались глубиной доклада, другие возмущались вопросами «не по существу». Сталин учтиво улыбался, но в прения не вступал.
Чуть в стороне стоял с Покровским Молотов и силился ему что-то доказать; тут я впервые узнал, что Молотов слегка заикается. В ответ на какую-то просьбу Михаила Николаевича Молотов обратился к Сталину с вопросом. Вопроса я не слышал, но видел, как Сталин повернулся в сторону Покровского и одобрительно кивнул головой. Ректор обратился в зал:
– Членов бюро партийной ячейки ИКП прошу ко мне!
Сорокина подозвал сам Сталин.
