Ваша комната рядом. Прямо с утра можете заняться нашим ангелом.
Небо над городом посерело в ожидании рассвета. Петр зябко повел плечами, посмотрел на шагающего рядом Исая. Тот почувствовал взгляд, виновато улыбнулся:
– Извини, что-то задумался…
– Я говорю, Тимофей правильно заявил на комитете, что либо вооруженные демонстрации, либо вообще не стоит соваться, чтобы не подставлять свои спины под казацкие нагайки.
– Нет, не правильно, – возразил Ашбель, и его острая черная бородка воинственно выпятилась.
– Че не правильно-то? – запальчиво возразил Петр. – На Первое мая казаки исполосовали нас, в следующий раз повторится то же самое.
Ашбель печально вздохнул:
– Так-то оно так… Однако ты не учитываешь, что с каждым разом наши демонстрации становятся все более многочисленными. Не случайно ЦК считает демонстрацию самой видной формой борьбы. Кстати, ты знаком с письмом «К нашим тактическим задачам»?
– Читал, – буркнул Петр.
– Тогда я не понимаю твоей позиции. Ведь четко и ясно сказано, что всякое серьезное политическое событие в стране должно непременно вызвать со стороны организованного пролетариата уличный протест в виде демонстрации, а всякой демонстрации должна предшествовать широкая массовая агитация при помощи листков, и особенно массовых собраний.
– Это-то до меня доходит, но все равно обидно быть битым, – с юношеским упрямством возразил Петр.
– А для того, чтобы меньше быть битыми, – мягко улыбнулся Исай, – нужно поскорее объединить группы. Пока мы не объединились, все наши действия битьем и будут кончаться.
– Так, вроде все согласны. По-моему, сегодня с Ортодоксом уже никто не спорил.
– Да… За Ортодоксом опыт объединения Томского и Сибирского союза, – раздумчиво проговорил Ашбель. – Теперь дело за общим собранием групп.
Они подошли к дому, где снимал квартиру Исай.
– Зайдешь?
Петр отказался:
– Нет, хотел к сестре заглянуть.
– Привет передавай, Евдоким Савельевич, кажется, приболел. Зайди, проведай. Может, от Николая какие вести есть.
Распрощавшись с Ашбелем, Белов пересек железнодорожные пути, прошел по Владимировской и, прежде чем свернуть в проулок, ведущий на Саратовскую, огляделся. Все было спокойно.
Стараясь не шуметь, осторожно открыл калитку… и замер.
На ступенях высокого крыльца, накинув на плечи старый полушубок, сидел Илюхин.
– Ну, чего столбом встал? – ухмыльнулся Евдоким Савельевич, пыхнув едким махорочным дымом. – Проходи, не боись.
– А вы че, дядя Евдоким, не спите? – усаживаясь рядом, спросил Петр.
– Не спится… Лежал вот, про Кольку думал, про Ваньку… Сдавать я что-то, Петя, стал… Не знаю, дождусь ли их… Хвороба какая-то привязалась. Днем-то креплюсь, а к вечеру совсем худо становится.
Петр посмотрел на Илюхина-старшего. Если в прошлом году, когда они познакомились,
