вовсе сейчас смотрел на него остекленевшим взглядом, оперевшись подбородком на спинку кресла, но при этом грудь его оставалась направленной вперёд. Дверь перекосило и заклинило, оставив щель, непригодную для пролаза. Оставалось одно – выбираться через одно из разбитых окон. Каким чудом он остался жив и почему вертолёт не взорвался при падении, оставалось загадкой.
Превозмогая боль, волоча за собой непослушную ногу, он подполз к боковому окошку, полностью лишившемуся стёкол, лишь кое-где по бокам торчали острые осколки. Ухватился за нижний край и тут же отдёрнул руки – ледяное железо обжигало.
– Перчатки… – прошептал удручённо и удивился собственному голосу, прозвучавшему в мёртвой тишине неожиданно громко.
Сидя в вертолёте, они не экипировались полностью, намереваясь сделать это ближе к высадке. Потому многие вещи дожидались своего часа в рюкзаках, сложенных рядышком в хвостовой части. Там же стояли и автоматы. Он направил туда фонарик и понял, что добраться до нужных вещей нет никакой возможности: всё завалено. «Не отступай и не горбись! – вновь зазвенело в плохо соображающей голове. – Вперёд! Смелее!»
Собравшись с духом, оставляя кожу ладоней на железе, он вывалился наружу и плюхнулся в сугроб, заорав от боли в травмированной ноге, жестоко реагирующей на любое движение. Буря утихла, больше не укутывая землю белым саваном, только редкие снежинки кружились в мягких порывах ветра, нет-нет да напоминающих о недавней непогоде. Ночь висела над тайгой почти непроглядная, и если бы не полная луна, где-то там, в тёмно-серой мути, пытавшаяся пробиться сквозь плотные тучи, Дмитрий здесь был бы так же слеп, как и в изувеченном вертолёте, а так хоть что-то угадывалось в темноте.
И голова кружилась, сильно кружилась.
Циклон притащил за собой холодный фронт, и температура упала ближе к двадцати градусам. Оказавшись в сугробе, понял, что выход из вертолёта забрал у него последние силы. Нестерпимая боль в колене притихла, почти не напоминая о себе.
Как-то тихо и спокойно вдруг стало ему. Сон, мягкий и ласковый, неудержимо звал в свои объятия, и не хотелось шевелиться, сопротивляться, а тянуло погрузиться в распахнутые покои и уютно расположиться в них. Там хорошо, легко и нет никаких проблем.
«Зачем вылез? – вяло подумал он. – Остался бы там… Ведь вертолёт уже не взорвётся, ползти всё равно не могу… Да и куда ползти? Первое правило при авиакатастрофе: оставайся на месте – найдут. Ведь ищут…»
Он закрыл глаза, устав наблюдать, как всё видимое, пусть и едва различимое, идёт кругом.
«Не раскрывайся! – тут же услышал голос тренера. – Отвечай! Правой работай, правой! Эх, бандерлог…»
– Я не бандерлог, – шевельнул слипшимися губами. – Просто сил нет… Не могу… Сейчас полежу немного, быть может, потом…
Сладко-сладко вдруг заныло сердце и почти перестало биться, лёгкость в теле образовалась
