горы, он подошел к огромному, поросшему седым лишайником валуну, расколотому надвое длинной, извилистой трещиной, и присвистнул. Из трещины, шириной не более ладони, потянулись две струйки серого дыма. Они вырастали и темнели на глазах, принимая облик двух коней. Вышедшие бесплотными тенями, кони быстро приняли материальную форму; были они тускло-белой масти и весьма костлявые, в глубоких провалах их глазниц горели синие огоньки, и ни сбруи, ни седел на них не было.
Остролист протянул руку и потрепал одного из коней по шее.
– Это Дурной Сон, а тот – и он указал на второго коня, раздраженно мотающего головой, – Злой Умысел. В обиходе Дурной и Злой. Удила не для них; если такой конь тебя признает, седло тебе тоже не понадобится.
И одним прыжком король-мертвец оказался на спине своего коня.
Белоцвет посмотрел на коня с именем Злой Умысел: тот все так же нервно потряхивал головой, пару раз стукнув о каменистую землю копытом. Он явно не был расположен брать седока. В детстве Белоцвет многое узнал о повадках лошадей от Горчи, и усвоил самое главное правило, преподанное старым солдатом: «Лошадь всегда права». Вспомнив о нем, он сделал несколько шагов навстречу Злому. Тот, расценив движение человека как посягательство на свою свободу, немедленно взвился на дыбы, нависая над юношей грязно-белой скалой. А Белоцвет медленно поднял обе руки в понятном любому существу жесте примирения и отказа от притязаний на право сильного. «Я сдаюсь», – говорил он коню, – «Я слабее тебя. Ты победил». Держа руки поднятыми, Белоцвет отступил на пару шагов назад. Конь опустился, копыта передних ног гулко ударили о землю. Юноша повернулся и пошел вслед за Дурным, который неспешно тронулся с места, увозя короля-мертвеца; пройдя немного по дороге, он посмотрел через плечо на своего коня. Тот стоял, переступая с ноги на ногу, и выглядел растерянным; он явно не ожидал такой скорой капитуляции, и предоставленная свобода повергла его в недоумение. Белоцвет улыбнулся краешком рта, вспомнив, что говорил ему Горча: «Они любят компанию не меньше нашего, а в одиночестве от тоски маются. Ты, главное, не навязывайся. Не принуждай. Пусть он покобенится. Заскучает – сам подойдет».
Некоторое время юноша шел рядом с конем Остролиста; несмотря на очевидное, он почти не чувствовал усталости. Так бывало в особенно горячие деньки в «Копченом хвосте», когда он кружился как белка в колесе, вставая засветло и засветло же ложась, не успевая даже согреть свой соломенный тюфяк. Правда, потом он полдня отсыпался в закутке у Горчи, и тетка Стафида почти не ворчала на него за это. Вот и сейчас шаги Белоцвета были ровными, глаза смотрели ясно и голова вполне соображала.
– Ваше величество, мне бы хотелось побольше узнать о вашей стране и ее жителях. У вас во дворце найдутся книги?
– Найдутся, – ответил король. – Вот только написаны они людьми, поэтому не стоит принимать их за истину.
– Людьми? – Удивился юноша. –
