– почему… И потом – вы хороши собой.
Ха-ха.
– Не красавица, конечно, – тут же поправляет себя Алекс. – Далеко не красавица. Но в вас есть то, что обычно называют шармом. Изюминкой.
– Это вы тоже почерпнули из письма?
– Это – нет. Это я увидел уже по приезде сюда. Это можно считать бонусом. Дополнительными баллами.
– Дополнительными – к чему?
– Я объясню вам. Позже.
– После завтрака?
– Позже – значит позже.
Письмо не выглядело ни особенно оригинальным (на мой взгляд), ни особенно длинным, две с половиной страницы, напечатанные на пишущей машинке. Не такой старой, чтобы на ней было совсем уж неудобно работать, Доминик называет ее «portative»[8] – она, как и бритва, как и музыкальная шкатулка, была забыта в одном из номеров. Никаких дополнительных аксессуаров к машинке не прилагалось, лишь вставленный в каретку лист с обрывком фразы:
…что мешает нам начать игру? Давай отбросим все и начнем…
По ее поводу у нас даже возник бесплодный спор с Домиником. Доминик считает, что это – финал мегабестселлера, завоевавшего рынок, я же убеждена, что это – начало заурядной книжонки, изданной ограниченным тиражом и полностью провалившейся. В любом случае мы с Домиником так и не узнали о судьбе других фраз на других листах, а машинка осталась у меня. К сочинительству она не особенно располагает.
Мертвый груз.
Алексу так не показалось.
Поэтому он и сидит сейчас напротив меня, отложив вилку и нож и подперев руками подбородок: завтрак окончен.
Как и следовало ожидать, за него мы расплачиваемся отдельно друг от друга.
– Чем займемся теперь? – спрашиваю я у Алекса, кладя в папку со счетом двадцать дирхам – чаевые на вспомоществование толстухе Кондолизе.
Алекс Гринблат ограничился десятью.
– Чем займемся теперь? – спрашиваю я у Алекса, когда мы снова оказываемся на улице.
– Дайте подумать…
– Хотите, покажу вам город?
Глупейший призыв, я ведь знаю, что ответит мне Алекс, как он ответит.
– Оставим туземные прелести туристам.
По узкой улочке несется ветер. По узкой улочке скачет солнце. То здесь, то там хлопают синие ставни, открываются и закрываются синие двери, а в ослепительно-синем небе я вижу стаю голубей. Видит ли их Алекс Гринблат?..
Не уверена.
Даже не обладая его чутьем, я могу предсказать, что он сделает в следующую минуту: развернется на сто восемьдесят градусов и пойдет вдоль улицы, навстречу ставням, дверям и ослепительно-голубому небу, время «позже – значит позже» еще не пришло.
Но я ошибаюсь. Я все время забываю, что он – Спаситель мира, а значит, следует своей собственной логике. Простому человеку понять ее так же трудно, как представить бег тока по проводам или осознать механизм деления клеток.
Деление клеток. Чертовски красивые глаза Алекса устраивают
Портативная
