style="font-size:15px;"> – Обязательно приду, Ясин. Вы меня заинтриговали.
«Intrigue» – вот как это прозвучало, неясно, понял ли меня Ясин.
– Этот человек опасный! Опасный!
В какой-то момент мне кажется, что не руки Ясина – осьминожьи щупальца обхватывают меня, ощущение не из приятных, оно заставляет вспомнить те дни (тот день), когда я была облеплена рыбьей чешуей, бр-р, гадость какая, ни один ключ того не стоит, ни одна курительная трубка! Побыстрее бы отрешиться от всего этого, и от Ясина заодно; Алекс Гринблат, скучающий на пирсе в ожидании, кажется мне едва ли не избавителем, с которым можно общаться, не прибегая к помощи словаря.
Я освобождаюсь от щупальцев, предварительно сунув в них мятую бумажку в двадцать дирхам, примерно столько стоит потрошеный тунец.
– Мне пора, Ясин.
– Да, мадам! Помните, что я вам сказал. И приходите одна.
– Да. Да…
Я выскакиваю из лодки как ошпаренная, ничьей помощи мне не понадобилось. Завидев мои маневры, Алекс поворачивается на сто восемьдесят градусов и быстрым шагом удаляется от края пирса, теперь мне придется бежать, чтобы нагнать его. Алекс – такой же мерзавец, как и Ясин. Меня окружают мерзавцы!..
– О чем вы говорили с вашим приятелем? – спрашивает Алекс, когда я оказываюсь рядом.
– Ни о чем. Я заплатила за тунца.
– Вы ведь говорили обо мне. Что именно?
– Вы понравились туземцу.
Почему я солгала? Чтобы не давать Спасителю мира лишнего повода для гордыни. «Вы понравились туземцу» звучит беззубо, стерто, полстроки из замызганного путеводителя, да и только; «туземец сказал, что вы опасный человек» – это придает ситуации пикантность и заставляет воображение качать мускулы и вырабатывать адреналин.
– А мне показалось, что я не так уж ему понравился.
– Вы ошибаетесь, Алекс.
– Я никогда не ошибаюсь.
Алекс Гринблат знает, что говорит. И ничего не забывает, о чем-то подобном я уже думала за завтраком. Вот и сейчас он спрашивает меня:
– Так к чему арабам снятся кошки? И сломанные стрелы… И…
– И змея.
– Да.
– Я не успела выяснить. И меня не волнуют чужие сны.
– Ценное качество. А собственные?
– Я их почти не вижу, а если вижу – не могу вспомнить. И потом… Погрузиться в сон – все равно что погрузиться в темноту.
– Не обязательно.
– За закрытыми глазами всегда темно. А у меня сложные отношения с темнотой. В темноте я ничего не вижу.
– Так вы уникум? – Алекс раздвигает губы в иронической улыбке.
– Не думаю. Просто… Мои глаза не привыкают к темноте, как многие другие глаза. Такая вот особенность организма.
– И давно она у вас?
– С детства.
– Забавно. Теперь пришло время взглянуть на доски.
– Мы возвращаемся в отель?
