не должен был соглашаться.
– Вам нужно было только взять побольше бензина, – сказала Сара.
Тот, не отвечая, покачал головой; ей захотелось дать ему пощечину. Но она сдержалась и спокойно сказала:
– Итак, что вы собираетесь делать?
– Остаться здесь и ждать.
– Ждать чего?
Он не ответил. Она изо всех сил стиснула ему запястье.
– Да знаете ли вы, что с вами случится, если вы здесь останетесь? Немцы депортируют всех годных к военной службе.
– Конечно! А еще они отрубят руки вашему малышу и залезут на вас, если у них хватит смелости. Все это враки: они, конечно, и на четверть не такие, какими их расписывают.
У Сары пересохло в горле, губы ее дрожали. Почти равнодушно она сказала:
– Ладно. Где мы находимся?
– В двадцати четырех километрах от Жьена.
«Двадцать четыре километра! И все-таки я не буду плакать перед этой скотиной». Она залезла в машину, забрала чемодан, вышла, взяла за руку Пабло.
– Пошли, Пабло.
– Куда?
– В Жьен.
– Это далеко?
– Далековато, но я тебя понесу, как только ты устанешь. И потом, – с вызовом добавила она, – бесспорно, найдутся добрые люди, которые нам помогут.
Водитель стал перед ними и преградил им путь. Он хмурил брови и обеспокоенно чесал в затылке.
– Чего вы хотите? – сухо спросила Сара.
Он и сам толком не знал, чего хотел. Он смотрел то на Сару, то на Пабло; он выглядел растерянным.
– Так что? – неуверенно спросил он. – Так и уходим? Даже не сказав спасибо?
– Спасибо, – очень быстро сказала Сара. – Спасибо.
Но его томил гнев, и он дал ему волю. Лицо его побагровело.
– А мои двести франков? Где они?
– Я вам ничего не должна, – сказала Сара.
– Разве вы не обещали мне двести франков? Сегодня утром? В Мелене? В моем гараже?
– Да, если вы отвезете меня в Жьен; но вы бросаете меня с ребенком на полдороге.
– Это не я вас бросаю, это мой драндулет виноват.
Он покачал головой, и вены у него на висках вздулись. Его глаза заблестели. Но Сара его не боялась.
– Отдайте мне двести франков.
Она порылась в сумочке.
– Вот сто франков. Вы, конечно, богаче меня, и я вам их не должна. Я вам их отдаю, чтобы вы оставили меня в покое.
Он взял купюру и положил ее в карман, потом снова протянул руку. Он был очень красный, с открытым ртом и блуждающими глазами.
– Вы мне должны еще сто франков.
– Вы больше не получите ни гроша. Пропустите меня.
Он не шевелился, обуреваемый противочувствиями. В действительности они ему не нужны были, эти сто франков; может, он хотел, чтобы малыш поцеловал его перед уходом: он просто перевел это желание на свой язык. Он подошел к ней, и она поняла, что сейчас он возьмет чемодан.
– Не
