из самурайской семьи не должно быть ничего общего с иноземцами. Если мы приедем к родителям с тобой вдвоем, будет только хуже. Тебя не пустят за ворота, а меня запрут в доме и не разрешат больше жить в Нагасаки и работать в лазарете. Лучше туда не ездить, чтобы отец с матерью пока обо мне ничего не знали. Я не могу представить, как поступить, чтобы было лучше.
– Дорогая Коико, но мы не можем расстаться с тобой навсегда из-за того, что твой отец живет, будто феодал в Средние века! Ведь двадцатый век уже наступил! Ну не плачь, моя хорошая, мы что-нибудь придумаем. Давай поступим так: я обустроюсь в Токио, а ты ко мне приедешь хотя бы на несколько дней. Потом и ты попробуешь найти себе работу в столице, и мы будем рядом. Хорошо?
Он обнял ее, а она положила голову ему на грудь. Потом он поцеловал ее заплаканные глаза и шепнул, что все будет хорошо. Она грустно улыбнулась в ответ.
Токио, 1903–1904 годы
1
– Да, господин лейтенант, вынужден признаться: вы владеете японским языком настолько хорошо, что я, японец, никогда бы не подумал, услышав, такой правильный выговор, что вы – чужеземец. Удивили! – непринужденно сидя в плетеном кресле, признался собеседник Деливрона, офицер в форме лейтенанта военно-морских сил Японии.
Их беседа велась на террасе знаменитой библиотеки Токийского университета, куда посетители выходили, оторвавшись от книг, чтобы попить чаю, покурить или просто поговорить. На просторной террасе стояли столики с креслами. Моряки, русский и японский, почти ровесники, познакомились случайно в библиотеке, где выделялись среди остальных читателей офицерской формой. Собеседник Андрея отрекомендовался как Торо Кабаяси.
– Все дело в практике, господин Кабаяси. Я почти полгода лечился от лихорадки в японском лазарете и мог практиковаться в разговорах с врачами и медицинскими сестрами, которые не говорили по-русски. Японский язык я начал учить несколько лет назад в Петербургском университете, получил некоторые навыки, которые закрепил здесь, разговаривая с носителями языка, – объяснил Андрей наличие успехов в разговорной речи.
Японец не хотел соглашаться:
– Вы меня простите, господин Деливрон, но я считаю, что иностранец не в состоянии научиться настолько чисто говорить по-японски. Этот язык – очень сложный! Особенно для европейцев. Сознайтесь, ведь в семье какие-нибудь родственники были настоящими японцами, и они учили вас разговаривать на нашем языке с детства. Поэтому вы научились говорить, как настоящий японец.
Андрей улыбнулся, развел руками и возразил:
– Не было у меня в детстве родственников из Японии, которые учили бы меня языку. Учился только самостоятельно. Вы уж извините, что пришлось опровергнуть вашу теорию.
При этом он подумал, не рассказывать же случайному знакомому историю о помощи медсестры Коико.
Кабаяси с сомнением в глазах решил закончить спор и перевел разговор на другую тему:
– А какие предметы вы изучаете в университете?
– После
