посмотрев в сторону входа, мы с Виолой увидели молодую женщину, по форменному платью которой стало понятно, что она горничная. Светловолосая, чуть полноватая, с открытыми чертами лица, горничная производила приятное впечатление. В сравнении с той же экономкой и дворецким женщина обладала подкупающим обаянием, источаемым даже без слов.
– Ох, леди! – Заметив нас, она поспешно присела в реверансе. – Прошу прощения, не думала, что здесь кто-то есть.
В ее руках находились ведро и лейка, красноречиво говорящие о том, для чего она пришла. Вот только почему оранжереей занимается не садовник?
Я сдержанно улыбнулась:
– Вы нам не помешаете.
Виола хотела было возразить, но я предупреждающе сжала ее руку. Робко улыбнувшись, горничная приблизилась к кустам роз и принялась за работу. Оранжерею наполнил звук журчащей воды, чья мелодия казалась необычной, но приятной колыбельной. Да и сами движения женщины были подобны податливой воде – мягкие, размеренные.
– Как тебя зовут? – спросила я.
На миг оторвавшись от занятия, она снова сделала реверанс, взявшись за край форменного платья, и ответила:
– Оливия, миледи.
– Оливия, – мягко продолжила я, вслушиваясь в звучание этого имени, – как давно ты здесь работаешь?
Показалось, что женщина несколько напряглась, утратив присущую ей мягкость, а голос ее прозвучал натянуто:
– Пятнадцать лет. Как пришла в дом графа шестнадцатилетней девчонкой, так здесь и осталась.
– И тебя все устраивает? – Я старалась осторожно подбирать слова. – Насколько мне известно, помимо тебя, горничных в поместье больше нет.
Теперь звучание моего голоса напоминало неспешное, обволакивающее течение воды, и женщина несколько расслабилась. Видимо, она подумала, что мой вопрос связан с тем, что дом по большей части находится в запустении.
– Устраивает, миледи, – кивнула она, слабо улыбнувшись. – Идти мне больше некуда, да и привыкла я здесь. Боялась очень, что выгонят после смерти графини, тогда почти всю прислугу на улицу выставили. Но меня вот пожалели.
Разговор принимал интересный оборот и медленно, но верно уходил в нужное мне русло. После последних сказанных слов возник вопрос о том, случайность ли, что многие слуги потеряли место после смерти графини? Объясняется ли это горем безутешного супруга, рвущего на себе волосы и срывающегося на все и всех, или причина совершенно в ином? Например, в том, что смерть хозяйки поместья была неестественной – что подтверждает наличие в этих стенах призрака.
– Графиня, вероятно, была больна? – спросила я как бы невзначай.
– Она всегда была очень… не знаю, как и слова-то подобрать. Похожей на хрупкую хрустальную вазочку. – Задумчивый взгляд Оливии направился куда-то в пространство, а из наклонившейся лейки побежала вода. – Худенькая, нежная, всегда тихая. Но на здоровье
