– и вдруг отзывается во всем теле жуть. Не страхом, а, напротив, покоем.
Упаковав дорожные саквояжи, мы спустились вниз. В зале трактира было непривычно тихо, и обслуга носилась будто кипятком ошпаренная, но при этом тихая и благостная.
А я и на это внимания не обратил. Уж больно совпало мое настроение с обстановкой. Выбираются на улицу примолкшие пассажиры – так и что в том удивительного? Трусит к почетному столу, который вчера Антуан занимал, хозяин постоялого двора со святой книгой в сафьяновом переплете – ну так мало ли зачем…
И только услышав сладкий, как мед, голос хозяина, я вздрогнул:
– Ваше преосвященство, не откажите в великой чести…
За почетным столом сидели трое. На двоих я как глянул – сразу холодом обдало. Монахи. Из тех, на которых я в Урбисе насмотрелся, что в руках не только псалтырь держать умеют. Плечи широченные, даже серые плащи мускулистых фигур не скрывают, по лицам разве что кузнечный молот не прогулялся. Самая пугающая смесь – благостность вперемешку со сломанными носами и приплюснутыми ушами.
Третий, к которому хозяин и обращался, ничем им не уступал. Здоровенный, хотя и пожилой уже мужчина, под стать офицеру Стражи Арнольду, но так ведь тот – человек военный. Лицо грубое, будто из камня тесанное, волосы жесткие, соломенные, нос картофелиной. Правда, нос целый – такой скорее сам пару физиономий расквасит, чем позволит до своей дотянуться. И при всем том – белый епископский плащ, святой столб на шнурке поверх одежды…
Пронеси, Сестра!
Запнувшись на миг, я продолжил спускаться по лестнице. Один из монахов-охранников уставился на нас с Антуаном, другой продолжал наблюдать за хозяином постоялого двора.
Епископ тем временем взял святую книгу, открыл на задних страницах, для толкования трудных мест чистыми оставленных, подумал миг, потом окунул в чернильницу угодливо поданное хозяином перо и быстро что-то написал. Протянул руку, прошептал что-то, благословляя.
Как бы на нашем месте поступили законопослушные иудеи?
Уж никак бы мимо не прошли, это точно. Хоть и другая вера, а Церковь им положено чтить.
– Доброго утра, ваше преосвященство… – поклонившись и складывая руки лодочкой, сказал я. Рядом со мной, с некоторой заминкой, склонился в поклоне Антуан.
Но епископ почему-то даже не сразу в нашу сторону посмотрел. Сидел, задумчиво перелистывая Святое Писание, не отпуская хозяина. Потом спросил: голос его оказался грубым, как и внешность, но наполненным силой:
– Что сказано о хозяине дома в притче о смоковнице?
Хозяин, похоже, едва не обделался от страха. Хозяйство свое он вел исправно, это я сразу понял, но вот в святую книгу вряд ли часто заглядывал.
– Сказано… сказано… – заблеял он, собираясь с памятью. – Если бы ведал хозяин… хозяин ведал…
– Если бы ведал хозяин дома, в какую стражу придет вор, то бодрствовал бы и не дал бы подкопать дома
