князь, – нетерпеливо оглянувшись на императрицу, расспрашивала Протасова, – как прежде: взглянет – огнем опалит, а слово молвит – рублем одарит?
Графиня Варвара смущенно покосилась на Анну Степановну, молвив:
– Князь Потемкин совсем не переменился.
Все паки переглянулись. Государыня Екатерина Алексеевна, кивнула:
– Мне токмо едино интересно, – ласково молвила она, – как выглядит теперь жилье князя Григория Александровича Потемкина. Как там у него? Валерьян Зубов, прибывший от него с донесением кое-что, кое-как поведал о его житье-бытие. Хотелось бы и вас послушать…
Графиня Головкина сжала губки и опустила глаза, показывая, что сие не самая приятная часть ее рассказа.
– Ну, ну, Варенька, – подбодрила ее Екатерина, делая вид, что не видит ее гримасы.
И графиня чуть ли не скороговоркой поведала:
– В его дворце были постоянные балы, а вечера, когда не было бала, проводили время в диванной. Диваны в салоне обиты турецкой розовой материей, затканной серебром, такой же ковер с примесью золота лежал у наших ног. На роскошном столе филигранная курильница распространяла каковые-то восточные сладковатые ароматы. Подавали различные сорта чая. На князе почти всегда платье, отороченное соболем, бриллиантовая звезда, и Андреевская, и Георгиевская ленты.
– Хорош! – невольно вырвалось из уст императрицы. Глаза ее вовсе не улыбались. Протасова, не заметив выражения ее лица, подобострастно поддакнула:
– Вестимо, неотразим!
Перекусихина тоже изразилась:
– Вестимо, все красавицы глаз с него не сводят.
Варвара кивнула:
– Могу заметить, на моих глазах, госпожа София де Витт всегда тонко заигрывала с князем. Мадемуазель Пашкова жила у княгини Долгоруковой, но держалась, насколько возможно, в стороне от всего оного. Княгиня же Долгорукова не расставалась с Потемкиным. Ужин подавался в прекрасной зале, блюда разносили кирасиры, в мундирах с красными воротниками, высоких черных и меховых шапках с плюмажем. Они попарно входили в комнату и напоминали мне стражу. Во время обеда оркестр вместе с пяти десятью трубами исполнял самые прекрасные симфонии. Дирижировал всегда итальянец, господин Сарти. Все было великолепно и величественно, но, – Варвара стеснительно сморщилась, – как-то все казалось не так. Не так, как надобно.
Она замолчала, застенчиво поглядывая на помрачневшую императрицу, пока она не испросила:
– Ну, а вы, Варенька, чем там занимались?
– Я? – графиня растерялась от неожиданного вопроса, – я… проводила большую часть вечеров за игрой в шахматы с принцем Евгением Вюртембергским и князем Николаем Васильевичем Репниным.
– Достойное занятие, – мягко заметила императрица. – Теперь, графиня, заметьте, благодаря вам, я не ложно знаю, как не скучно проводит время Светлейший князь.
Графиня, опустив глаза, почтительно склонила голову.
– А что же вы ничего
