проклятого.
Окружены они со всех сторон дебрями непроходимыми, буераками, да оврагами крутыми.
Тишина вязкая, зловещая стоит, аж в ушах звенит.
Бес то совсем спрятался, в мешке сидит, носа не кажет. Лошади то и дело спотыкаются, вырываются. Василиска, леса, да деревья, всем сердцем любящая, и то от страха чуть жива, жмется к спутнику, едва дыша.
Место то гиблое, колдовское это все понимают, само зло в воздухе витает.
Лучник весь в растерянности утопает, чует, не их первых сюда бешеные карги загоняют.
Лук его тут не действеннее метёлки, живого никого в округе, а по деревам – стрелять без толку.
Навыки боевые на дыбы поднялись, взбеленились!
Весь собрался, да как тетива натянулся, в любую секунду да в бой ринется.
Подрывник то в нем приободрился, давненько не разминался, в любимом деле не упражнялся.
Огнемет бы сюда, жаль, в сундук не поместился, как бы тут бы пригодился!
Бомба тоже подойдёт, взорвать все к чертям, да выжечь эту мерзость к упырям.
Показалась вдруг избушка, маленькая, плюгавенькая, пеленой паутины вековой укутана, плесенью толстючей, зеленючей увешана. От старости вся черная, покарёженная, на бок заваленная.
Вышла им на встречу девица молодая, диковинная, – вся зелёная. Как увидела их, обрадовалась, осчастливилась.
На Лучника глядит, не отрывается, соловьём голосистым заливается, —
Леснушка то она, рода Зеленушного. Всю – то жизнь тут живёт, с тёткой своей злобной, кровожадной, жалкое существование ведёт.
Всех посожрала та тетка вокруг, лес отравила, да заговорила.
Никого в округе живого не оставила. Улетела она, в соседний лес на пропитание. Ночью глубокой должна она возвернуться.
Как же хорошо, что такой сильный да смелый молодец тут объявился, спасёт ее наконец-то, от бытия горемычного.
Говорит – говорит, да забалтывает.
Под ручки Лучника схватила, в дом повела.
Василиску намеренно не замечает, только его обхаживает.
Усадила, да вся в жалобах, что и попотчевать то их и нечем.
Разделили они с ней свой тормозок походный. Налетела она на рябчиков, как гарпия, не столько жевала, сколько заглатывала.
Жалко стало им ее, а уж Лучник то совсем подразмяк, да раздобрел, уже и с три короба наобещал, что спасёт ее, от тетки злобной тиранистой.
А та и рада стараться, сидит глазками пучеглазыми стреляет, силой, да отвагой его восхищается, вся как ящерица извивается, так и льнёт к нему, так и ластиться.
Василиска глядит на нее во все глаза, подозрительность ее точит, да неправильность гложет.
Но мысли от себя те гонит, уж больно складно да ладно, та Зеленушка заливает, да и от усталости глаза слипаются, тело сонной тяжестью наливается.
Меж тем завечерело, уставшие путники совсем с ног валятся, нехватка
