за мной, да я и сам чувствовал, что выгляжу так, будто получил двойку в четверти (в ту пору отметки, которые ставят в школах, служили мне мерилом всех мерил). А она улыбалась загадочно, будто чему-то своему, и только уже перед сном спросила:
– Ты сегодня виделся с Жанной?
Я отмолчался.
– Виделся, правда?
И не дождавшись моего ответа, продолжила с той же настойчивостью:
– Она красива?
Мне этот вопрос был не совсем ясен. Мы втроем встречались чуть ли не каждый день, и у нее самой была масса возможностей оценить, красива ли Жанна.
– Хорошо, молчи. Мне было интересно, что думает мой внук… Жанна действительно красивая девочка, а ты, взрослея, становишься все более похожим на деда. Чудеса!..
– Ну и что?
Я продолжал не понимать.
– А то, мой милый, что спустя несколько лет ты будешь зеркальным отражением того молодого человека, которого я впервые увидела в поезде и полюбила безоглядно. Мне не хотелось бы дожить до того дня, когда ты станешь его двойником.
Но она дожила. Мне было двадцать…
Мы с Жанной учились тогда на фортепианном отделении консерватории и мечтали выступать дуэтом. Готовили к студенческому капустнику кое-что из Рахманинова, репетировали в свободных классах, когда выпадала возможность, и возвращались поздно.
Когда мы вошли, бабушка уже стряпала на кухне и, увидев нас, схватилась за сердце и уронила кастрюлю. Мы бросилась на помощь, но она почти незаметным жестом попросила остановиться.
– Жанна, мне хотелось бы побыть с внуком одной.
После того, как Жанна ушла, бабушка взяла меня за руку и посадила на диван. Я хотел, кажется, что-то сказать, но ответом мне был приложенный к губам палец…
– Молчи… ни слова… молчи.
Потом начала пристально всматривалась в меня, будто впервые видела, а крупные слезы, не переставая, текли по ее щекам.
– Артур, как же долго я ждала тебя…
Поначалу я не сообразил даже, к кому она обращается. Пытался заговорить, но она прикрыла мне рот рукой.
– Как долго, любимый…
Потом на несколько минут смолкла. И вдруг заговорила, почти шепотом, умоляюще:
– Я знала, что ты придешь. Ты ведь возьмешь меня с собой, правда?
Замолчала опять. Казалось, очнулась после транса. Встряхнулась. Поднялась.
– Мне надо побыть одной, Катенька. Ступай к себе. Прости, что обеда нет. В холодильнике найдешь что-нибудь.
И ушла, тихо затворив дверь.
Я стоял, словно прибитый гвоздями к полу. В голове был полный сумбур, роились невнятные, мягкие и бесформенные, словно вата, мысли, одна нелепей другой, а единственное, что было мне ясно, казалось полнейшим бредом. Она приняла меня за деда, который умер два десятилетия назад. К тому времени из головы моей давно выветрились ее слова, что ей не хочется дожить до того дня, когда я стану двойником ее мужа. Но теперь они вдруг возникли будто сами по себе, как бы из небытия.
