что тебе об этом известно.
– Что вы такое говорите! – произнес он чуть изменившимся голосом. – Мы с ней просто дружим, как брат и сестра, вместе проводим это лето.
– Да? – она вопросительно посмотрела на него и, не дождавшись ответа, мягко сказала: – Не обижайся на старую женщину, сынок, но такие вещи я сразу подмечаю. Ах, молодость, молодость! Удивительно, как только твой отец и его милая жена ничего не видят?
– А что они не видят? – его ладони вдруг стали влажными.
Моник тихонько рассмеялась:
– Да она ведь глаз с тебя не сводит, любому ясно: девочка влюблена. А вот ты…
Внезапно она замолчала: к столику вернулась Бланш, а вслед за ней – отец с кузиной.
– Дядя был великолепен! Сногсшибателен! – кузина не скрывала восторга. – Как он танцует!
– Да, сын, мы поразили всех! – гордо сказал отец.
– Это мы еще посмотрим, – сказал он, вставая из-за стола. – Потанцуем?
Взял кузину за руку, и они пошли на площадку, где как раз играла медленная музыка.
– Все хорошо? – он заглянул в ее глаза, крепко прижимая к себе. Взгляд ее был грустен. Совсем чуть-чуть.
– Замечательно! – она погладила его по спине. – Ты же рядом.
Он облегченно рассмеялся и закружил ее в танце.
Но что-то неуловимое уже витало в воздухе, какое-то необъяснимое для него напряжение; то гадалка, то старая синьора: поразительно, что обе эти женщины, не сговариваясь, сказали ему одно и то же. И почему он испугался? В принципе, ничего не произошло: одна – просто сумасшедшая, вторая лишь высказала свои предположения, якобы она все подмечает! Подумаешь! Он ведь ничего ей не ответил? Не подтвердил, напротив, все отрицал. Так что все в порядке: никто ничего не узнал, да и не узнает о них…
Сейчас, спустя долгое время, он прекрасно понимает, что в тот вечер он должен был и мог поступить иначе, тем более что выпала прекрасная возможность рассказать все отцу. Стоило только по-другому ответить тогда, возразить, что в союзе кузенов нет, в общем-то, ничего страшного, да еще и привести парочку убедительных примеров из медицинской практики, а потом объявить прямо за столом о том, что они любят друг друга, что уже три недели дружат совсем не как брат и сестра, – и всё! Всё! Тогда уж точно не произошло бы то, что так неумолимо и безжалостно приближалось к ним, пока они танцевали на праздничной площади…
Музыка стихла, они вернулись к столу. Тут же оркестр заиграл тарантеллу.
– Танцуем! – отец сорвался со стула, увлекая за собой Бланш, кузину и сопротивлявшуюся («Что ты, Родольфо, в моем-то возрасте!») Моник. Он остался за столиком, с улыбкой наблюдая за ними. Вдруг он заметил среди танцующих Тони Марино. Нахмурившись, увидел, как тот подошел к отцу, что-то сказал ему, отец закивал головой, после чего они стали танцевать уже все вместе, причем Марино весь танец старался держаться рядом с кузиной, беспрестанно хохоча и издавая веселые возгласы.
Когда танец, наконец, закончился, с ужасом увидел он, как Тони вместе со всеми
