из-под стола черный кейс с потертыми углами, извлек из него тонкую папочку с белыми тесемками, лист бумаги и ручку.
Глядя на Константина, он долго и муторно раскладывал все это перед собой, потом наконец удовлетворенно кивнул и принялся писать что-то на листе бумаги.
Константин почувствовал, что начинает закипать.
«И долго ты будешь меня мурыжить, гнида?» – подумал он с ненавистью.
Словно услышав его слова, капитан оторвал взгляд от бумаги и внимательно посмотрел на Панфилова – словно не понимал, как этот человек в пижаме и шлепанцах на босу ногу оказался в кабинете.
Эта игра в гляделки продолжалась несколько секунд, заставив Константина вспомнить о словах Архипа. Тот сказал правду – допрос еще не начался, а понту дешевого сколько…
– Моя фамилия Дубяга, звание, как вы уже, наверное, успели заметить, капитан. – Голос звучал сухо и официально. – Я назначен следователем по вашему делу. Присядьте, обвиняемый…
Глава 3
Константин вернулся в палату только через два часа. После разговора со следователем он чувствовал себя так, будто ему пришлось совершить марш-бросок с полной выкладкой. Пижама на спине взмокла, в пояснице ломило, еще не до конца зажившие ребра напоминали о себе.
В палате, к его удивлению, было тихо. Блатные, перед его уходом игравшие в карты, исчезли. На угловой кровати, которую прежде занимал Сирота, теперь расположился скокарь Архип. Две соседние были пусты. На одной из них белье отсутствовало, другая была аккуратно застелена. Ближняя ко входу кровать Панфилова тоже лишилась белья.
– Костя, – услышал он голос Архипа, который лежал, укрывшись одеялом до пояса, – проходи сюда. Не удивляйся, это я перестелил. Теперь у нас новые шконки.
Тяжело переставляя ноги, Панфилов прошел к своему новому месту. Под его весом казенный матрац жалобно заскрипел.
Архип внимательно следил за тем, как Константин улегся на спину, но не произносил ни слова. Он ждал, пока Панфилов заговорит первым.
– А эти где? – усталым безразличным голосом произнес Константин.
– На хату вернули, – тут же откликнулся Архип. – Сирота с Киселем махаться начали из-за ветра.
– Какого ветра?
– Шулерский прием – передергивание картишек, стир по-нашему. Потом пришли жабы, устроили шмон – обыск значит. Здесь ведь тюрьма, и на кресте тоже шмонают. Сирота махаловкой занимался, стирки спрятать не успел. У Шкета еще одну колоду нашли. В общем, всю эту веселую компанию в стойло вернули, в изолятор.
– Курить охота, – с тоской сказал Константин, на которого рассказ Архипа не произвел, казалось, никакого впечатления.
– Курить тут нельзя. Но если очень хочется, то можно.
С ловкостью фокусника Архип извлек откуда-то из-под одеяла пачку «Примы» и коробок спичек.
– Садись поближе к окну.
Потом Архип обратился к мелкому вертлявому типу, который теперь занимал ближнюю ко входу кровать.
– Эй,
