же выпивку. Конечно, если обычную дневную дозу Гарри принять в прокуренной городской квартире после восьмичасового протирания штанов в какой-нибудь бухгалтерии или канцелярии, тогда – да, можно и не выжить, уж трёхдневный бюллетень точно обеспечен. А Гарри после четырёх часов сна в палатке вскочил, росой умылся и бегом в поле, а что полстаканчика на ходу опрокинул – так это чтобы быстрее бежать. Или драки. Гарри дрался часто, и один на один, и один против двоих, даже троих, был случай, втроем против десятерых, но никогда наоборот! Если нападают – бей, дал по морде, получил по морде, кровь быстрее по жилам побежала – жизнь! Потом разберёмся, из-за чего сыр-бор разгорелся, потом и разберёмся, и водки вместе выпьем, а пока – размахнись рука, раззудись плечо! И никакой милиции, никакого товарищеского суда. Опять же женский пол. Десятая доля любовных подвигов Гарри довела бы высоконравственного обитателя собственной городской квартиры со всеми удобствами до полного физического истощения, в коем состоянии его бы и подняли на рога пострадавшие представители сильного пола. У Гарри же его подвиги вызывали лишь зверский аппетит, который его временная подруга и удовлетворяла всеми имеющимися в доме припасами. Что же касается описанных выше столкновений с представителями сильного пола, то они никак не были связаны с подобной безделицей, а имели другие, куда более серьёзные основания: косой взгляд, оскорбительное слово или просто вызывающий вид – «городской? да?»
Да и не поворачивается язык осуждать Гарри за некоторую, скажем так, невоздержанность к женскому полу. Ведь что была Сибирь в то время? Заглохшая нива. Выкосила война мужиков, целое поколение, оставила в одиночестве их ровесниц в самой женской поре, и никакой тяжёлый, мужской труд не мог заглушить тоску женского тела. Даже во время войны, при живых или считавшихся живыми мужьях на фронте привечали солдатки забредавших мужчин, обстирывали, кормили, в кровать клали, и никто не смел бросить в них камень за это короткое женское счастье[5]. А уж после войны, когда отрыдали своё, и вообще спросу не было.
Так что ничего такого особенного в поведении Гарри не было. Вот и коллеги его, включая серьёзных женщин, ту же жену бывшего доцента Сардановского, когда им возмущённо указывали на безобразия Гарри, лишь снисходительно пожимали плечами, дескать, молодой парень, бесится, побесится – и перебесится, всё перемелется – мука будет. А на справедливое замечание, что сколько же лет беситься можно, с философским спокойствием отвечали, что у каждого свой срок, значит, Гарри его срок ещё не пришел, а как придёт – так сразу и успокоится. Забегая вперёд, скажем, что сроку Гарри было – ровно десять лет.
Глава 5. Машенька
Волну разгула Гарри сбила Машенька. Опять же упреждая события, скажем, что только опытному пловцу в человеческом море было понятно, что неистовство стихии пошло на убыль, валы, постепенно сникая, катили ещё лет пять, и лишь когда пришел срок, море успокоилось и, засверкав в лучах выглянувшего
Слышал где-то автор такую женскую сентенцию по этому поводу: «Приголублю я этого, глядишь, и там моего кто-нибудь приветит, обстирает, покормит». И почему-то верится в эту женскую казуистику. Насколько всё-таки женская душа шире и чувства тоньше, чем у мужчин! Вы можете себе представить, чтобы мужчина, пусть даже утомлённый и приятно расслабленный после близости с женщиной, рассуждал следующим образом: «Вот я тебя сейчас укатал, глядишь, и мою жену какой-нибудь добрый человек ублажит»? (Прим. автора)
