поворачивается, говорит:
– Вот как раз здесь… Осенью этою – тарантас проезжей купчихи сорвался… Оступилась пристяжка, а за ней и тройка свернула. И все – вниз!
– Ну, и что-ж?
– Поразбивались до последнего. Все!
С жутью косишься на глубокое ущелье.
Приближается важный момент, которого ждешь со все возрастающим нетерпением:
– Должно открыться море!
Перевал. И вдруг перед глазами открывается оно – могучее, широкое, уходящее синевой вдаль, где сливается с синевой неба.
Глаз от него не оторвешь… А далеко внизу, как игрушечные детские кубики, белеет кучка домов Новороссийска.
Извилистое шоссе то прячет, то снова открывает панораму моря. Изредка белеют на нем, под солнечными лучами, паруса фелюг. Громадная бухта пуста.
Предгорьями, среди невысоких кустарников и дубков, подъезжаем, наконец, к пустому, безлюдному берегу… Проезжаем по дребезжащим доскам мостик через Цемесское болото. И с особою нежностью смотрим на мягкие волны, лениво, точно по обязанности, лижущие берег. Позже впечатлительность притупляется, и уже привыкаешь и к морскому рокоту, и к шепоту волн. Но первая встреча с морем, после годовой разлуки, глубоко волнует!
Тогда, в семидесятых и восьмидесятых годах, Новороссийск был еще совсем маленьким городком. Весь можно было бы обойти в полчаса, а то и быстрее. Сотня, или около того, маленьких одноэтажных домиков, построенных из серого местного «дикаря» или из белого ноздреватого камня, привозимого парусниками из Керчи. Крыши – всюду черепичные. Никаких мостовых, никаких тротуаров.
Домики ютились возле приморской крепостцы, со стенами из «дикаря», прорезанными узкими бойницами. Крепостца почему-то называлась адмиралтейством. В ней помещалась «гребная флотилия»: два-три десятка матросов, с одним офицером. Флотилия состояла из полудюжины гребных катеров и фелюг.
Возле адмиралтейства – базарная площадь; за нею – небольшое число уже последних городских домиков. Вдали, за городом – пороховая башенка.
Поодаль, на площади, около единственной и очень скромной церкви, позже называвшейся собором, стояли долго еще потом сохранявшиеся казармы. В них расположена была местная воинская команда. Этой старинной казармой городок здесь и заканчивался.
На некотором расстоянии от Новороссийска, отделенная от него пустырем, расположилась небольшая станица. Еще дальше виднелись развалины старой турецкой крепости.
Цемесское болото тоже отделялось от города незастроенным пустырем. За болотом следовали предгорья, покрытые дубками, кизилем, можжевельником, держи-деревом[72] и пр. Никаких жилых построек… На этом месте позже возник целый привокзальный город, а также нефтяной и цементные заводы, а далее в ущельях – целый ряд дач.
Иностранцев в Новороссийске, если не считать греков и турок, тогда еще не было. Греки занимались
Держи-дерево (Держидерево тернии Христа) – листопадный кустарник; из его побегов, усеянных острыми двунаправленными колючками, был сплетен, согласно легенде, терновый венец Иисуса Христа.
