удар эфеса, отрезвил его.
– Ну ты, храбрец, похоже, на тебя пора надеть больничник!18 Отпусти сеньориту и пошел вон! Что? – голос де Уэльвы не терпел возражений.– Либо ты, брат, изволишь блюсти честь и достоинство своего господина, либо – ко всем чертям!..
Алонсо метнул обиженный взгляд, но перечить не посмел. Его жилистая кисть медленно разжалась, голова втянулась в плечи.
– Дон, да она зубаста, как пиранья, и ненавидит мужское племя.
– Не племя, а семя, амиго. Ладно, пошутил, и будет. Всё хорошо, что хорошо кончается, Алонсо.– Диего хлопнул его по плечу.– Но еще раз замечу – пеняй на себя.
– Слушаюсь, мой господин.– Слуга, виновато пряча глаза, невнятно извинился перед Терезой и разочарованно зазвенел шпорами к своему столу.
На душе скребли кошки, но Алонсо был исправный малый и попусту на бочку с порохом не лез.
– Вы в порядке, сеньорита? – испанец обаятельно улыбнулся.– Имею честь представиться: дон Диего де Уэльва.
– А вам-то что? – она вытерла руки и исподлобья глянула на офицера.– Тоже скучно стало?..
– Почему вы до сих пор не улыбнетесь, Тереза? Вы всё еще сердитесь? Простите моего слугу, право, он глотнул лишнего, вот и распустил руки.
Девушка вздохнула.
– Ладно, чего уж там… Вот невидаль. Каждый день кто-нибудь, да тянет лапы. Врать не буду, – она одарила Диего смущенной улыбкой, – я, конечно, люблю, когда мне делают комплименты, но не руками. И вам я тоже не верю, дон Диего. Вы такой же волокита, я угадала?
– Не совсем, – он прямо посмотрел в глаза.– Просто вы мне нравитесь.
Тереза язвительно прищелкнула языком:
– Да вижу я вас насквозь, все вы в одно перо. Вот говорите мне любезности, а ведь у вас, сеньор, наверняка где-то есть семья?.. Не совестно вам?
– Хм, а я-то было подумал, что вы со своими способностями действительно обо мне всё знаете, – майор лукаво подкрутил ус.– Нет, Тереза, у меня нет семьи, да, пожалуй, и друзей. Я одиночка, если не считать вон тех трех развратников, – он с улыбкой кивнул на своих слуг.
Повернувшись к нему, она оперлась на локоть и, без кокетства глядя ему в лицо, удивленно произнесла:
– Значит, кроме коня и слуг, у вас нет друзей?
– Нет, – хмуро обрубил дон, помогая ей перевернуть увесистый бочонок пива.
– Но почему? Вы… не любите людей?
Майор помолчал, точно прислушиваясь к щемящим переборам гитары или вспоминая что-то, и, пристально глядя на свои кружевные обшлага, сухо ответил:
– Потому что их убивают…
Оба изрядно помолчали. Диего почувствовал, что лицо его горит – и не только от выпитого вина. Она смотрела на него в упор и улыбалась. Ей нравились его смелые соколиные глаза, дерзкие усы и боевая стать. Нравился и голос: приятный, удивительно глубокого тембра. Сдержанность и весомость слов незаметно пьянили, медленно, но неотвратимо
Больничник – кольцо, вдеваемое в ноздри строптивых быков.
