ещё с требованием к нему, как-то повлиять на сэра Монблана. Правда при этом товарищ Гвоздь не может не прислушаться и к сэру Монблану, который не даёт никому слова сказать, раз за разом перебивая своим кашлем, а в особых подчёркнутых случаях и прямым чихом в лицо.
Что ж, раз сэр Монблан решил накалить внутреннюю обстановку, и не только помещения зала, где проводится заседание клуба, но и в самой среде членов клуба, которые уже стали хватать себя за лоб, чувствуя подъём температуры тела вместе с нервным волнением, то это не значит, даже несмотря на то, что это у него получилось, что здесь не найдётся того, кто сможет остудить пыл сэра Монблана. И как уже можно было догадаться, то в качестве противоспалительного средства для нуждающегося в анальгетиках сэра Монблана, выступил товарищ Гвоздь, взявшись за карандаш и лист бумаги. На котором в скором времени, и была в уничижающем сэра Монблана хриплом виде изображена пародия на него в виде старухи Шапокляк.
И надо сказать, что рисунок товарища Гвоздя был должно всеми оценён и возымел своё целевое действие на чуть было не подавившегося своим кашлем сэра Монблана, закашлявшегося при взгляде на себя в таком вызывающем различные кривотолки виде (Как похож! Сразу видна рука мастера. А не является ли сэр Монблан пособником и продолжателем мутных дел Дебютанта-Дебютантки?), чья невыносимость была вскоре оспорена Президентом, и он был под рученьки выдворен с собрания на больничную койку.
И, наверное, товарища Гвоздя, можно было поблагодарить за содействие по отправке сэра Монблана подлечиться, но то ли природная скромность не позволила членам клуба отдать должное Гвоздю, то ли они, зная по себе насколько тщеславие штука бесполезная и опасная для нравственного здоровья человека, решили не подвергать товарища Гвоздя такому испытанию медными трубами или может потому, что дух заразы, который принёс сюда в эти стены сэр Монблан, всё же проникнул в головы членов клуба и заразил их недоверием к людям, в общем, они не посчитали нужным смущать товарища Гвоздя своим признанием.
Ну а товарищ Гвоздь, и не против и не за, а он просто знает, что каждому воздастся по его делам и заслугам, так что так и должно быть. Правда при этом он не собирается никому ничего спускать с рук и готов при случае поинтересоваться позицией своих коллег по тому или иному поводу. И видимо сегодня, как раз и настал такой случай, когда настало время спрашивать, и товарищ Гвоздь, оставив в покое свои руки, к затаённому темнотой испугу сэра Паркера, берёт свой механический карандаш, поднимает его совсем на немного над листом бумаги и, застыв его в такой недвижимости, приводит всех вокруг сидящих в немое оцепенение.
– Что на этот раз? – первым, как по должности полагается, мысленно заволновавшись, вопросил Президент.
– Да что я такого сделал-то? – про себя напрягся сэр Паркер, принявшись вспоминать
