ко мне и подняла меня на рога за платье. Платье разорвалось, я упала на землю, вскочила на ноги и выбежала из стойла. Я плакала от страха, потом схватила палку и стала бить ее по рогам, приговаривая: «Я тебя кормлю, пою, дою, а мамы еще долго не будет, я папе расскажу, что ты бьешься, отправит он тебя на бойню на мясо». На следующий день захожу в хлев, а она мычит и показывает головой, что разрешает себя погладить, как мама ее гладила, когда приходила доить. Я боялась, но решилась ее погладить, хотя была начеку… Погладила, а она языком мою руку лижет и мычит, и стоит смирно, я и вымя ей погладила, а она смотрела на меня с одобрением. Она перестала брыкаться, признала меня, и после я уже доила ее без пут. Я теперь понимаю, что Бог этот урок дал и мне, и корове, так как животное должно своего хозяина бояться, а любить за то, что он его кормит и ухаживает за ним. И корова поняла, что теперь я ее хозяйка.
Днем у меня не было времени для отдыха, я крутилась, как белка в колесе. Приготовить обед и накормить всех домашних, малую сестру уложить спать вовремя, постирать, убраться в доме. И так каждый день! Когда хлеб в магазин не привозили, пекла вместо хлеба коржи. А еще – сепаратор! Через него нужно было пропустить молоко, а после – помыть сепаратор. Самое тяжелое – это мыть барабан: сначала гайку откручиваешь, потом кожух снимаешь со стержня, на который надеты тридцать две чашечки, они и отделяют сливки от молока. Мыть сепаратор нужно было сразу же, после использования, горячей водой, а то потом сливки загустевали между чашечками и трудно было отделить чашечку от чашечки. Не хватало в детских руках сил, и я плакала, но Бог давал мне силы, и я перемывала эти чашечки. Только закончишь с сепаратором – сестренки младшие проснулись и есть просят; Оле шесть лет, Шуре три, а Лизе десять месяцев.
Печь надо топить, принести воду из колодца, а на улице зима, мороз, и снегу намело по пояс, и ветер с ног сбивает, а ты носишься, как заводная.
Я очень уставала и плакала. На улице соседские дети гуляют, на санках с гор катаются, в снежки играют и меня поиграть зовут, а я не могу, дел невпроворот.
Сестренки не слушались, разбрасывали вещи, игрушки. Я их наказывала, шлепала, они жаловались на меня папе, он, не разобравшись, наказывал и бил меня. Мне не хотелось жить, и я сказала: «Убей меня!» Отец пожалел меня и стал оставлять дома старших сестер, по неделе каждую, а меня отправил в школу.
Мамы не было дома уже восемь месяцев. Нам сказали, чтобы готовились к худшему, мама не выздоровеет. Я помню, как долго и горько плакала. Я понимала, наверное, лучше всех, как нам тяжело будет жить без мамы. Подавленная, уставшая, я легла спать, но вскоре проснулась от своего крика «нет! нет!». Смотрю – вся подушка мокрая от слез и я в слезах. Мне приснился сон, который я и сейчас ясно помню, как будто он приснился мне только вчера. Мне снилось, что маму хоронят, она уже на кладбище, и могила вырыта, а я бегу изо всех сил и кричу «нет! нет!», а когда подбежала к могиле, руками ее закрыла, обнимаю маму, не даю ее хоронить.
Господь спас не только маму, но и нас
