только расскажешь, что у тебя с волосами и куда делась твоя тьма.
Заклинательница нахмурилась, подцепила пальцами прядь, поднесла к глазам и удивленно выдохнула.
Каждый волосок мерцал мягким оранжевым светом, точно горел изнутри. С руками тоже что-то произошло: бледная кожа излучала неестественное сияние, словно Натт натерла ее флуоресцентной краской.
– С зимнего карнавала сбежала? А тот паренек на снегоходе – дружок твой?
– Я не… – Девушка все еще разглядывала себя.
Почему работники конюшни не обратили внимания? Или обратили, а красавицей называли именно поэтому? И хоть бы один сказал о свечении!
– Чего замерла? Залезай, пока мне фургон не замело. – Кренес похлопал рядом с собой.
Натт встрепенулась и быстро забралась к бывшему аспиранту под брезентовую крышу. Целитель покрутил головой и задумчиво почесал бороду.
– Странно как-то.
– То, что я свечусь, как сыроежка?
– Само собой. А где эти двое? Не верю, что отпустили тебя одну в буран!
– Кто?
– Хассел с Форсвордом, кто же еще? Забавно было наблюдать за вашими сердечными метаниями. Кто победил-то в итоге: горячий блондинчик или мрачный вивисектор? Или ты от них как раз и бежишь? – Мужчина свистнул, и лошади, превозмогая сильный ветер, зашагали вперед.
«Теперь можно», – ласково шепнул голосок, который все это время убеждал быть сильной. Натт уткнулась в холодную парку наставника и сквозь слезы рассказала, что произошло после его отъезда из академии, – начиная с помутнения Синда и заканчивая безумной старухой, которая вытравила из ее тела всю тьму и сказала, что вернуть Фирса Хассела нельзя. Даже если феникс переродится где-то в этом большом мире, он ни за что не вспомнит ее.
Утаила Натт только о новом преподавателе и его шантаже.
Кренес Льонт долго молчал, крепко сжимая поводья, затем снял теплую рукавицу и погладил девушку по волосам.
– Не всю, Натт, – непривычно серьезно заговорил мужчина. – Кое-что осталось, смотри!
Из копны мерцающих рыжих прядей он вытащил одну и показал спутнице. Эта отливала обсидианом и смотрелась как черный разлом в пространстве.
– Улыбнись, – целитель вытер бывшей ученице слезы, – чувствую, не просто так едешь в Сорплат. В тебе еще живет надежда, только сама себе боишься признаться в том, что продолжаешь верить. Но мне-то можно сказать.
– Верю, Кренес, но это слишком безумно. Вдруг ошибаюсь?
– Первое ощущение всегда правильное, – подмигнул лекарь. – Когда ты поняла, что любишь Фирса?
– С первого взгляда, – ответила Мёрке, и боль на мгновение ослабла, уступив место яркому воспоминанию, где смуглый чумазый мальчишка верхом на барсе мчался среди переливающихся золотым деревьев. А затем все сменилось другим первым взглядом, в этот раз на новенького. То же щемящее, заполняющее до краев чувство.
– Ну вот, я же сказал. Доверься своему чутью. Быть не
