минут для серьезного политического разговора?
– Вы с комиссаром полка беседовали?
– Не удалось. До заседания комитета я попытался это сделать, но получил ответ, что он уехал на два дня в армию.
– Хорошо, давайте поговорим. Слушаю вас.
Командир полка вежливо меня выслушал, поблагодарил за честность и пообещал после возвращения комиссара во всем разобраться. Услышав вопрос о комиссаре, я засомневался: правильно ли поступил – может, действительно следовало сначала встретиться с комиссаром, по слухам, он человек приличный и принципиальный. Но ведь он приедет через два дня, отпустят ли меня еще раз в полк? Но, в сущности, какая разница, ведь комиссар и командир – оба представляют советскую власть.
Но вышло не так, как я думал.
Через четыре дня в батарею приехал комиссар полка. После беседы с начальством батареи, сытного обеда – Осип Осипович уж расстарался – он вышел на крылечко, послал за мной и, присев на солнышке, стал дожидаться.
Задал он мне всего три вопроса.
– Почему вы преступили субординацию?
Я объяснил, как все происходило.
– Все в батарее думают так, как вы?
– Все, изложенное комиссару батареи, – это мое личное мнение как комсомольца.
– Вы угрожал комиссару?
– Нет! – заявил я категорически.
Пока мы беседовали, а точнее, я отвечал на вопросы комиссара, все три взвода выстроили перед палатками. Здесь же находились капитан «Чапай» – наш командир – и все командиры взводов. Отпущенный комиссаром, я встал в строй, не предвидя ничего дурного. Последовала команда:
– Смирно!
Неожиданно для батарейцев, не говоря уж обо мне, капитан вызвал меня из строя и приказал:
– Сдать карабин командиру взвода и отбыть в распоряжение командира 1-й стрелковой роты 1-го батальона старшего лейтенанта Сухомирова. Полyчите у старшины красноармейскую книжку. На сборы – один час!
Кровь прилила к лицу. Сильно застучало сердце, словно его внезапно придавило чем-то очень тяжелым. Как же так?! Никаких объяснений! Что все подумают, толком не зная, за что меня наказали?! Но больше всего ранило другое! Ни один из курсантов, никто из «стариков», что уговаривали меня бороться за правду, никто из моего расчета не выступил в мою защиту – ни один человек не проронил и полслова! Вот как получилось! Вот какие мы – «из одной казармы»!
Так я попал «без драки в большие забияки», а из забияки тут же выпустили пар.
Ровно через час я покинул батарею и двинулся лесом в распоряжение некоего старшего лейтенанта. Шел я раздосадованный: как же, первый в моей жизни важный гражданский поступок, совершенный ради людей, – и кончилось все ничем! А лично для меня – мелкой местью, изгнанием из артиллерии.
Помните, у Александра Трифоновича Твардовского в его бессмертной поэме «Василий Теркин»:
По дороге прифронтoвой,
Запоясан,
