зачем же так сразу?.. Лучше просто сменить работу…
– Может быть, да только никто не меняет.
– Послушай, Александр, а что, у учителя не бывает оснований выйти из себя? – рассердился Арсений Александрович. – Он ведь не железка, он живой, ему обидно бывает, больно…
Саня убеждённо сказал:
– Основания бывают. Только права у него такого нет. Во всяком случае, если он действительно учитель.
Он учить должен – работа у него такая. А из себя пусть выходит в свободное от работы время.
– Браво! – пробасил Аристотель.
– Матвей! – сморщился Арсений Александрович. – Уймись! Можно подумать, что он сказал что-то новое и оригинальное!
– Ну, миленький Сеня, все основательно забытое приходится открывать снова и с большими муками. А эта простая мысль забыта настолько основательно, что в ней действительно есть прелесть новизны… Пусть этот славный юноша продолжит!
– Интересно, в Царскосельском лицее, – продолжил Саня, – мог учитель позволить себе обратиться к ученику, к князю Горчакову например, так: «Выйди из класса, бестолочь, и без родителей не появляйся»?
Арсений Александрович с интересом взглянул на сына.
– А ты демагог высокого класса, – похвалил он. – Но только эта твоя сногсшибательная, но, извини меня, совершенно дурацкая аналогия не убеждает.
– Почему это?
– А потому! Лицей был закрытым дворянским пансионом. Братьев царя, если помнишь, там планировалось обучать. Так что это было нетипичное учебное заведение…
– А если у нас не закрытый дворянский пансион и учим мы не братьев царя, а просто детей, то давайте будем хамить друг другу?! – закричал Саня. – Уважение, понимание, обыкновенная вежливость – это необходимо, когда воспитываешь братьев царя, значит? А нам – что? Нам не надо – у нас типичное учебное заведение!..
– Хорош, ох, хорош сынок вырос! – хлопнул в ладоши Аристотель. – Ты смотри, Сенька!
– Матвей, не лей масло в огонь! Повторяю, у меня тут не Царскосельский лицей…
– Чем хвалишься, безумец! – вздохнул Аристотель.
– Ты мне лучше скажи, что теперь делать! Лола их почти утихомирила, а этот поборник справедливости, этот великий педагог вмешался и всё испортил! Так что я совершенно официально поставлен в известность, что, пока перед Соколовым не извинятся, они посещать биологию не будут.
– Так, значит, надо извиниться, – пожал плечами Аристотель. – Сеня, каковы ж мы будем, ежели чёрное назовём белым? Нам верить не будут.
– Легко сказать – извиниться! Ты что, Лялю не знаешь?
– Знаю я Лялю, – осерчал вдруг Аристотель. – И знаю, что это с ней не в первый раз. Ты вот что… Не вмешивайся, я сам с ней поговорю. А то ведь самолюбие какое!
– Своё бережёт! – зло сказал Саня. – А других унижает.
– Ох, замолчи! – сморщился, как от зубной боли, Арсений Александрович. – Глаза бы мои на тебя…
На
