– набрав полный таз белья, она ушла в дом и продолжала петь там.
Ковригин разглядывал солнце сквозь бутылку. Неожиданно хлопнула калитка. Ковригин оглянулся.
«Почтальон? Странно, в такое время», – подумал он. Все остальное происходило словно в вязком тумане. Он на всю жизнь запомнил это состояние…
– Телеграмма, – сказал почтальон, не доставая, впрочем, самой телеграммы.
– Ну? – спросил Ковригин. – Ты что, Сергеич?
– Ты только это – мямлил почтальон, нерешительно доставая из сумки сложенный бланк.
– Давай телеграмму. Чего копаешься-то? – весело подмигнул Ковригин.
Лена снова вышла с пустым тазом из дома.
– Вась, кто там? – крикнула она.
– Сергеич. Телеграмму принес, – негромко ответил Ковригин.
– От кого?
Она услышала, тихо подошла, словно почувствовала, что случилось.
А случилось то, что их сын, который служил на флоте, трагически погиб.
Ковригин не любил вспоминать подробности случившегося. Он не вполне понимал, зачем Лене понадобилось писать сослуживцам Алеши, узнавать, что и как произошло, о чем думал, что делал и что говорил их сын в последние дни своей двадцатилетней жизни… Ковригину казалось, что теперь все эти детали только делают еще больнее, еще страшней потерю…
Утешая жену и стараясь объяснить нелепость ее желаний узнать в деталях подробности гибели сына, Ковригин сам, стараясь, чтобы этого не видела жена, втайне снова и снова просматривал все сделанные им видеозаписи…
Как– то Лена застала его за этим занятием.
– Опять?
– Что – опять? – деланно удивился Ковригин.
– Ты думаешь, я не знаю?
– Что – не знаешь? Что – опять? – Ковригин растерялся.
– Только зря себя мучаешь, – Лена заплакала, Ковригин подошел к ней, обнял ее. – Бедные мы с тобой, бедные…
– Как раз таки мы с тобой богатые, – попытался сострить Ковригин, вышло не особенно к месту.
– Только кому все это теперь нужно? – сказала Лена.
– Как – кому? Жизнь продолжается. – Ковригин старался отвечать бодрее.
– Какая там жизнь, – Лена махнула рукой, – только о нем и думаю.
Она, тяжко вздохнув, присела на край дивана.
– А помнишь, он, когда родился, русый такой был, а потом потемнел, а как в армию провожали…
Лена снова заплакала. Ковригин задумался. Нужно было сказать какие-то точные, правильные слова, даже не утешения, а слова, которые придали бы сил, помогли обрести смысл. Он понимал, что жене сложнее, чем ему: у него все-таки дело, не позволяющее расслабляться, иной раз и захочешь оттянуться, да некогда. А у нее – одни воспоминания.
После смерти сына Лена ушла из школы, где работала учительницей. Василий понимал, что ей нужно время
