эспандер, не подошел внешне,
хотя специально держался с напряженными мышцами и угрюмым "десантным" выражением
лица. "Но все равно я с этим не смирюсь", – думал Бояркин.
А следующей ночью такой же призывник, как он сам, стащил его с полки дневалить. И
этому пришлось подчиниться. Николай уселся за столик первого купе и, окончательно
продрав глаза, понял, что ему нужно не спать час, потом разбудить следующего по списку.
Список лежал на столике – там были фамилии, номера полок.
По вагону гулял сквозняк, в тамбуре гремело железо. Бояркин, навалившись спиной на
стенку, смотрел в противоположное окно. Чем дальше уходил поезд на запад, тем больше
попадалось на пути станций, городов и сел. Время от времени фонари вырывали из темноты
один вход в приземистое здание какой-нибудь станции. Стремительно пролетали
палисадники с густыми акациями, и снова – темь. Бояркин мучился и злился – не в том
вагоне он едет, не в том вагоне дневалит. И днями Николай не отрывался от окна. Многое
захватывало его в этой богатой впечатлениями дороге, и но, выдерживая характер, он
пытался заглушить в себе любое волнение. Не туда едет, не туда… А пространство,
"осваиваемое" поездом, снова открывалось таким громадным, что радостное удивление
невольно примиряло Бояркина со случившимся. Теперь, когда проезжали города, Николай,
видел длинные колонны автомобилей, автобусов у шлагбаумов и вспоминал, как он сам не
раз из такой же колонны наблюдал за проносящимся поездом. Тогда движение, которому
приходилось уступать дорогу, казалось более обязательным, более государственным. А
теперь он сам состоял в этом, более обязательном, движении.
На третьи сутки пути в том купе, где ехал Бояркин, ребята окружили офицера и
забросали вопросами: "Почему зеленая окантовка на погонах? Почему на ленточках
сопровождающих моряков надпись "морчасти погравойск"? Разве граница – это не полосатые
столбы, собаки, маскхалаты, разве это не "лес дремучий снегами покрыт, на посту
пограничник стоит?"
– Вы забываете, что наша страна имеет и морские границы протяженностью десятки
тысяч километров, – объяснял офицер, похожий на умного подтянутого учителя. – Их-то вы и
будете охранять. Вначале будете учиться в отряде морских специалистов на Черном море. Вы
будете радиотелеграфистами, радиометристами, гидроакустиками, водителями малых
катеров, сигнальщиками, комендорами. А после учебы разъедетесь по морским границам
всего Союза. Хорошо у вас жизнь начинается, поверьте мне. Очень даже прекрасно.
Бояркин лежал на полке, лицом к стенке, и мысленно огрызался на каждое слово
офицера. Когда-то в детстве он мечтал стать моряком, и от морских слов у него
