достижениях Уайтмена, и трудно оспорить тот факт, что его музыка способствовала преодолению расовых барьеров не меньше, нежели песни The Beatles.
Есть и другие основания для сравнения. И в 1920-е, и в 1960-е гг. – в эру джаза и в эпоху рок-н-ролла – музыка служила маркером серьезных перемен. «Старое поколение… практически полностью разрушило мир, прежде чем передать его нам, – писал один юный автор. – Они вручают нам эту прохудившуюся, разбитую на куски, раскаленную докрасна, готовую взорваться штуковину; а потом удивляются тому, что мы не берем ее у них из рук с тем же выражением благопристойного церемонного энтузиазма, с которым когда-то они сами приняли ее»[18]. Это написано в 1920-е гг., но с тем же успехом может быть отнесено и к 1960-м. И именно тот факт, что музыка обеих эпох символизировала мечты и надежды новых поколений, и придал словам «джаз» и «рок» столь глубокое значение. Для многих и то и другое было – и остается – чем-то большим, нежели музыкальные стили. Это оказался новый язык, способный выражать эмоции и описывать проблемы, о которых другие типы музыки едва ли подозревали. Именно поэтому и джаз, и рок обрели столь преданных поклонников, именно поэтому они рассматриваются как стили, не просто отличные от той поп-музыки, которая им предшествовала и которая окружала их в годы становления, а как прямо враждебные ей.
В 1960-е гг. я был ребенком; мне и моим сверстникам даже музыка 1950-х казалась невообразимо старой. Один из старших товарищей взял меня как-то в начале 1970-х гг. на концерт Чака Берри[19], и я счел, что Чак, конечно, велик; но никому из моих ровесников и в голову бы не пришло завести пластинку Берри или Элвиса Пресли на вечеринке. Их уже тогда называли «старьем» (oldies) – словом, которое и спустя сорок лет прочно ассоциируется с теми же артистами. The Beatles изменили все – не только они, конечно же, но они были флагманами перемен, – и хотя мы с уважением относились к пионерам рок-н-ролла, заложившим основы нашей музыки, мы все-таки жили уже в другую эпоху.
Если уж ранний рок-н-ролл к тому моменту воспринимался как музыка прошлого, то о стилях, которые ему предшествовали, и вовсе говорить не приходилось. Было невозможно помыслить, что кто-то из нас станет заводить пластинку Гленна Миллера[20]: этой музыке было уже тридцать лет! Поэтому я сейчас испытываю странное чувство, когда спрашиваю своего двенадцатилетнего племянника, под что они с друзьями танцуют на вечеринках, и первым делом слышу от него про The Beatles. Он, конечно, слушает и Black-Eyed Peas, и другие современные группы. Однако тот факт, что дети на вечеринках заводят записи сорокалетней давности, я, при всей своей любви к старой музыке, нахожу необъяснимо загадочным. Ведь если дети 1960-х гг. танцевали бы под музыку самого популярного коллектива сорокалетней давности, то они танцевали бы под… Пола Уайтмена.
В итоге сначала во мне проснулся интерес к Полу Уайтмену и его коллегам, а затем и к эволюции американской популярной музыки XX века в целом. Я заставил себя познакомиться с творчеством множества
Чак Берри (Charles Edward Anderson Berry, 1926–2017) – один из пионеров рок-н-ролла, привнесший в эту музыку многие блюзовые приемы игры. –
Гленн Миллер (Alton Glenn Miller, 1904–1944) – наиболее популярный в 1939–1944 гг. бэндлидер, один из тех, чей оркестр и чьи записи ныне считаются образцами продукции эры свинга. –
