это означало, что музыку здесь обеспечивает либо пианист, либо небольшая струнная группа (скорее всего, с цыганским скрипачом или гавайским гитаристом), либо просто фонограф. В целом исследователи нашли, что количество танцевальных залов увеличилось на 60 % по сравнению с 1920 г., но так как ни один из них без доходов с пива и вина был не в состоянии покрывать издержки, старые владельцы ― представители локальных сообществ везде были заменены коммерческим менеджментом. Коммерческие залы становились больше, так как им необходимо было получать доход непосредственно с танцев. «Танцевальные дворцы», такие как Roseland и, чуть позже, гарлемский Savoy Ballroom, могли вместить от 500 до 600 посетителей, содержали по два оркестра, чтобы музыка звучала весь вечер без перерывов, и брали входную плату, которая часто покрывала только несколько первых танцев, – за каждый последующий выход на площадку деньги взимались отдельно. (Существовали также «закрытые залы», куда не пускали посетительниц-женщин и где мужчины могли танцевать с платными партнершами, но развлечение это было крайне скверным: оркестры играли третьеразрядные, а танец длился не больше минуты)[324].
Определенного вида джаз звучал во всех этих заведениях, однако в большинстве ресторанов и кабаре набор основных инструментов практически не менялся со времен Каслов. Даже в Гарлеме группа, игравшая в Connie’s Inn в 1926 г., по-прежнему имела в составе скрипача и виолончелиста[325]. В других заведениях, расположенных на окраинах, играли более «горячие» коллективы с духовой секцией, и хотя такие места были лишь каплей в море ночной жизни Нью-Йорка, тот факт, что полиция относилась к ним довольно равнодушно, не видя необходимости вмешиваться в жизнь «пограничных» территорий, создавал для работавших здесь во время сухого закона музыкантов уникальные условия. Флетчер Хендерсон доказал свою коммерческую состоятельность среди черных бэндлидеров, добившись постоянного места работы в бродвейском Roseland Ballroom, однако к 1930 г. белые посетители таких заведений уже перемещались на север, и теперь его оркестр выступал на постоянной основе в Connie’s. Путеводитель Vanity Fair назвал Гарлем «нынешним городским модным местом» и внес в свой список Connie’s как заведение с «самым стремительным шоу», добавив при этом, что «публика тут целиком белая и по большей части хорошо одетая»[326]. Действительно, в значительной мере «гарлемский ренессанс» был подпитан деньгами белых клиентов, которые приезжали сюда за выпивкой, в связи с чем многие клубы стали пускать к себе только белых посетителей или, как минимум, старались изо всех сил отвадить черную клиентуру, даже несмотря на то, что весь их обслуживающий персонал и музыканты были черными. Другой популярный путеводитель по ночной жизни был озаглавлен «Нью-Йорк ― это город для всех», однако в его описании Cotton Club[327] уточнялось: «Здесь вы не встретите негров, кроме как среди исполнителей»[328].
С учетом невероятных цен на спиртное и еду,
LeRoy E. Bowman and Maria Ward Lambin, “Evidences of Social Relations as Seen in Types of New York City Dance Halls”,
Chip Deffaa,
Shaw,
Helen Josephy and Mary Margaret McBride,
